Меркьюри - Эми Джо Бернс

знаешь, ― заговорила наконец Элиза, когда Марли встроилась в длинную автомобильную очередь желающих забрать детей из школы, ― когда-то, когда Тео станет взрослым, ты будешь вспоминать об этих днях… ― Она пригладила свои светлые волосы, и Марли заметила, как у свекрови под глазами сквозь въевшийся тональник проступили морщинки. Еще пара мгновений, и потекла тушь.

Марли ожидала, что сейчас Элиза выскажет то, что все вещают в таких случаях: мол, ты будешь жалеть об этих временах. Люди вечно говорили ей это вскользь, один за другим ― как будто все они падали в колодец, и эти слова были лишь бесконечно повторяющимся эхом. Марли и так уже чувствовала, как от нее ускользает время жизни, и каждый день напоминал ей о том, что ее тело не принадлежит больше ей одной.

Однако Элиза сказала совсем иное:

– И, оглядываясь назад, ты будешь невероятно горда тем, что сделала все это сама.

Очередь машин продвинулась немножко вперед.

– Горда? ― Марли почувствовала, что вскипает, несмотря на царящий в салоне холод. Она стала нервно ковырять французский маникюр, что только утром сделала у Джейд.

– Ну да. ― Элиза провела пальцем по осевшему на окне конденсату. ― Ты ведь сделала все это безо всякой помощи со стороны.

Марли так крепко сжала руль, что он начал прилипать облезшими кусочками к ее ладоням.

– Вы правда так считаете, Элиза?! Может, за это еще и награда в итоге положена? Приз за независимость? Уверяю вас, за то, что никто не помогает, никаких наград не дают. Все, что у меня есть, ― это вечная измотанность и ежедневная доза обиды.

Элизу как будто нисколько не тронули ее слова. Некоторое время она молча наблюдала, как из здания школы выходят дети. Шэй с Патриком, которые сперва было вплотную шли вдвоем, вместе разглядывая последний выпуск «Росомахи», разделились, когда Шэй заметил машину Марли.

– У тебя есть муж, который тебя любит, ― произнесла Элиза. ― А это гораздо больше, чем многие могли бы похвалиться.

Элиза возвела Уэйлона на пьедестал лишь за его порядочность. Интересно, подумалось Марли, когда же ее собственные мерила успели так опуститься? Она могла бы возразить Элизе, что Мик тоже, по-своему, ее любит. Но Марли на самом деле не знала, так ли это. Или же он любил только себя и свои грандиозные идеи. Она никогда даже не видела, чтобы Мик вообще смотрел на жену как на женщину.

Шэй распахнул заднюю дверцу, садясь в машину. Взгляд его зеленых глаз заметался между матерью и Марли.

– Что случилось? ― спросил он.

– Ничего, Крошка Шэй, ― ответила ему Элиза, даже не глядя в его сторону. ― Расскажи-ка нам, как у тебя дела в школе.

– Мам… Ты без сапог?

Пальцы ног Элизы скрючились на полу, прижавшись к черному мягкому коврику. Чулки были мокрыми и грязными.

– Ах, да, ― отстраненно ответила она. ― Они где-то соскочили.

Марли прежде ни разу не видела ступней Элизы. Та всегда ходила дома или в туфлях, или тапках. И сейчас казалось, будто Марли стала свидетелем чего-то непозволительного, какой-то великой неловкости, которую хотелось бы скрыть. Когда Марли выезжала со школьной парковки, Шэй встретился с ней взглядом в зеркале заднего вида. Мальчишка был встревожен не на шутку, Марли тоже изрядно переживала ― старшие же мужчины рода Джозефов сейчас были далеко, трудясь где-то на крыше.

К тому времени, как подошла годовщина свадьбы Уэйлона и Марли, Тео начал спать всю ночь не просыпаясь. Он засыпал, закинув руки над головой и слегка повернув лицо, ― и в профиль сынишка был вылитый Уэйлон. С этими семью часами его беспробудного сна Марли как будто нежданно попала в отдохновенный рай и снова почувствовала себя человеком. Как Джейд и обещала, в вечер годовщины она забрала Тео к себе в квартиру над салоном. У нее был там детский манеж, детское кресло-качалка и три разных диска Шаде[33], которые она планировала проигрывать малышу. А еще Джейд строго-настрого велела родителям им не звонить.

Уэйлон вывел Марли на крыльцо перед салоном.

– У меня для тебя сюрприз, ― прошептал он ей на ухо. Несколько слов, действовавших так же опьяняюще, как и те, когда он спросил ее: «Что ты хочешь, Марли?»

К школьному выпускному весь Меркьюри украсили голубыми и белыми шариками, ленточками, щитами с поздравлениями от местных бизнесменов. Один из них был от фирмы «Джозеф и сыновья», который Марли делала собственноручно. Ей уже таким чуждым казался этот «обряд инициации», который сама она прошла всего год назад. Казалось, ее целые океаны отделяли от девчонки, которой она тогда была, и Марли по той себе нисколько не тосковала. Ей нравилась женщина, в которую она превращалась: смелая, умная, лишенная мелкого эгоизма. Единственное, по чему сокрушалась Марли в прошлой жизни, ― так это по отсутствию клаустрофобии, по тому, что ей неведомо было чувство вины за недостаток признательности к родственникам мужа, а также по тому, что тогда не было причин переживать из-за теряющей обувь Элизы. Все это никак не касалось Уэйлона ― Марли несла свое бремя лишь на собственных плечах.

Все началось с одной маленькой тайны, а потом не так и сложно оказалось скрыть что-то еще, потом еще. И просто вообще ничего не говорить. Рут всегда учила Марли, как важно занимать свое место и открыто высказывать собственное мнение. Но почему в доме Джозефов подобные вещи обходились ей так дорого? Впрочем, здесь и сейчас, в машине Уэйлона, они были только вдвоем. И так у них получалось общаться лучше всего.

По 79-й автотрассе Уэйлон повел машину на юг, высунув из окна руку. Было жарко, но в салон задувал ветерок, по радио пели дуэтом кантри Дон Хейли и Патти Смит. Марли с Уэйлоном промчались мимо череды дорожно-строительных конусов, каждый из которых вспыхивал в окне размытым оранжевым пятном. Оба они сейчас будто рождались заново: устремляясь куда-то вперед, а не держась на месте. Они были еще очень молодыми, и столько всего было впереди!

Не доезжая до моста, который вел к центру Питтсбурга, Уэйлон свернул на съезд. Карта ему была не нужна. Эти улочки он знал как свои пять пальцев. Вскоре они въехали на пустую парковку возле неказистого серого здания, и Марли сразу поняла, что это не ресторан, и не кинотеатр, и не отель.

– Уэй? ― спросила она. ― Что это?

Уэйлон вручил жене каску, и Марли ее сразу надела.

– Пойдем. Сейчас увидишь.

Он провел Марли к тыльной стороне здания, где к стене крепилась кованая железная лестница. Вела