Королева Парижа. Роман-фантазия о Коко Шанель - Памела Биннингс Юэн

представить себе было невозможно. Спрос рос, поэтому, несмотря на войну, с помощью Боя я расширила бизнес и открыла два новых бутика, один в Довиле, другой годом позже в Биаррице.

Работа стала моей жизнью. Годы летели, днями и ночами я работала над моими шляпами и спортивной одеждой, придумывала дневные платья, пока война, наконец, не закончилась и я не начала создавать платья из дорогих тканей.

Эти новые наряды подчеркивали красоту каждой женщины благодаря моим ножницам и игле. Я использовала вышивку и драпировку, отказавшись от корсетов и подкладных деталей, от излишков кружев и лент. Мои платья были удобными, они шились на заказ, и каждый дизайн был уникальным в соответствии с фигурой и пожеланиями конкретной женщины.

Я создавала от-кутюр.

За эти годы Андре превратился в сильного подростка. Он все еще оставался у отца Лекюра. Понимание того, что мой мальчик в безопасности и счастлив, приносило мне некоторое утешение. Я сказала себе, что не по моей вине Андре не со мной. Я сказала себе, что я была молода и у меня не было выбора. И я была занята.

В конце концов я потеряла моего мальчика.

Только я виновата в том, что оставила сына на попечение чужих людей, которые не могли любить его так, как любила бы Андре я, его мать.

*****

Однажды после войны Бой пришел ко мне с загадочной улыбкой на лице. Я понятия не имела, что он затеял.

– Хочу тебе кое-что показать, – сказал он. Я запротестовала, говоря, что занята работой, но он настаивал. – Мы скоро вернемся, обещаю.

Мы пришли к зданию на авеню Габриэль. Поднялись на лифте, прошли по коридору и оказались перед большой дверью из красного дерева. Бой достал из кармана ключ, отпер дверь и протянул ключ мне.

Я вопросительно подняла брови. Он кивнул. Я толкнула дверь и вошла в просторную комнату с высоким потолком и элегантным полом из темного дерева. Из окон открывался прекрасный вид на ряды каштанов с одной стороны здания и улицу Фобур-Сент-Оноре с другой. Солнечный свет заливал комнату. Красное дерево поблескивало на дверях и оконных переплетах, на полах, карнизах и каминных полках. Дерево было отполировано до мягкого золотистого блеска.

Я в изумлении смотрела по сторонам, узнавая вещи из семейного наследия Боя – зеркала в позолоченных рамах, предметы искусства из фарфора и серебра, старинные столы, серебряный чайный сервиз и маленькие фотографии в рамках, на которых мы были запечатлены вместе. Даже его любимые коромандельские ширмы были тут. Его книги теснились на книжных полках. Его картины висели на стенах.

Я обернулась к нему.

– Это для нас?

Бой усмехнулся.

– Да. Для кого же еще?

– Для нас двоих?

– Ну да, разумеется. – Он рассмеялся.

Я кинулась к нему в объятия. Бой подхватил меня, приподнял и закружил, осыпая мою шею поцелуями. Задыхающиеся, мы приземлились на диване. Я снова прижалась к нему, не находя слов. Или это все сон?

Но коромандельские ширмы Боя говорили мне, что это реальность. Красочные панели в рамах из лакированного дерева были его самым ценным сокровищем. Изящные фигуры китайцев, ландшафты, странные животные, летающие птицы – все было выложено нефритом, фарфором, переливающимся перламутром и рассказывало волшебные истории. В лучах солнца ширмы казались прозрачными. Они означали, что это его дом и мой.

– Давай привезем сюда Андре, – сказала я, заглядывая ему в глаза.

Он улыбнулся, накрутил на палец завиток моих волос.

– Конечно. Он скоро приедет к нам в гости.

Я молчала. Я мечтала о том, чтобы мальчик жил с нами. Не подозревая о моих мыслях, Бой высвободился из моих объятий и встал.

– У меня дела в Лондоне, Коко. Я понимаю, что время выбрано неудачно, но я должен уехать сегодня днем. И мне еще надо собрать вещи.

Он только что вернулся из деловой поездки в Испанию.

Возбуждение спало, я лежала, раскинувшись, на диване.

– Идем, Коко. – Он встал надо мной и протянул руку. – Я хочу показать тебе остальную квартиру.

Я ухватилась за его руку, резко встала. Я уже снова улыбалась. Я не позволю себе превратиться в ревнивую обузу. Я не позволю себе думать о том, что Бой будет без меня в Лондоне, городе, полном бледноликих молодых девушек из аристократических семей, охотниц на таких мужчин, как Бой.

Я сказала себе, что он любит только меня, что наша духовная связь – это моя защита. Пока мы вместе ходили по комнатам, я говорила себе, что ни одна женщина никогда не сможет заменить меня, что бы там ни было. Я отличалась от тех женщин, которые были у Боя до меня. Наши души соединились раньше, чем мы встретились в этой жизни, и соединились навечно, как однажды сказал Бой. Я дорожила этими словами.

Когда мы вошли в спальню, где на кровати лежал его раскрытый чемодан, я не удержалась от вопроса.

– А что ты сделал с квартирой на бульваре Мальзерб?

– О, я ее сохранил. – Он говорил легко и непринужденно. Волна страха и подозрений прокатилась по моему телу с головы до ног, это было предупреждение. Я присела на край кровати, гоня прочь мрачные мысли, и смотрела, как Бой складывает рубашки и аккуратно укладывает их в чемодан. Потом он повернулся ко мне и положил руки мне на плечи.

– Я всегда буду любить тебя, Коко, – сказал он. – Неужели ты не понимаешь? Да я скорее позволю отрезать себе ногу, чем буду жить без тебя.

Я понимала, что этого должно было быть достаточно для меня, по крайней мере, в тот момент. Я отбросила мысли о свадьбе, о том, чтобы привезти Андре в Париж. Я подавила страшное подозрение и ревность, которые я испытывала. Я должна была доверять ему.

Да, плата за любовь Боя была высокой. И все же я держалась за его любовь и верила ему, как не верила никому с тех пор, как много лет назад папа оставил меня в приюте.

Глава двадцать вторая

Париж

Лето 1940 года

Однажды теплым днем в конце августа Шпац удивил ее своим приездом. Коко обнаружила его растянувшимся на длинном бежевом диване в ее квартире в Доме. Она не ожидала его возвращения из деловой поездки в Берлин так скоро, но пришла в восторг от его появления: возможно, он привез новости об Андре? Шпац обещал выяснить, что случилось с ее племянником. Иначе зачем ему было возвращаться так рано?

Но Коко не хотелось выглядеть слишком нетерпеливой. Ей следовало проявить деликатность и подождать, пока он сам об этом заговорит. Шпац не должен был почувствовать, что