Кержачка - Альберт Сергеевич Яковлев

Маркин как будто и не узнал его.

— Вы зачем здесь? Документы!

Максим подумал, что тот шутит. Нет. Глаза прищурены, злые. Весь напружинился, вот-вот за грудки возьмет. У второго с ним вид тоже воинственный. Максим сказал на всякий случай:

— Виктор, так это же я. Мы вместе сегодня…

— Документы!

Максим почувствовал, что и в нем закипает злоба. Ответил, не сдерживаясь:

— Какие тебе еще документы! А ты кто такой!

— Мы из группы народного контроля. Это — председатель группы.

Второй, маленький рыжеватый, указал на Маркина. И — Максиму:

— А что это у тебя в кармане?

Максим понял, что хлопцы настроены серьезно. Решив больше в спор не вступать, он подчинился. Сначала вынул из кармана шерстяной платок — подарок тете Даше, — развернул сверток, показал. Завернув и снова положив в карман, достал свой заводской пропуск, протянул Маркину.

Если на подарок тете Даше Маркин не реагировал никак, то вид пропуска на чужой завод не оставил его безучастным.

— Опыт перенимать приехал? — съязвил он. (Будто и не было вагонного разговора…)

— До сих пор к нам за этим самым ездили. Гора к Магомету…

— Хотя бы…

Маркин засмеялся:

— Ничего. Нынче Магомет в чести! Видал?

И он, гордясь, ткнул пальцем в соседний красавец молот. Потом сказал товарищу:

— Ты, Норкин, здесь оставайся, Ковалева жди, а я провожу этого… куда следует!

* * *

Гасла уже за каменным заводским забором, за тихим прудом алая вечерняя заря, а Максим и Маркин все сидели на скамейке у фонтанчика, окруженного цветочными клумбами, и разговаривали.

«Куда следует» Маркин задержанного так и не привел. Вышли из цеха, и Максим внушительно сказал:

— Ты эти штучки брось! Опоздаю на поезд, к тебе ночевать приду! Человека не видишь, что ли, цыган паршивый! Нужна мне твоя кузня, у меня от своей мозжечок болит!

— Чего так? — тоном, полным миролюбия, поинтересовался Маркин. — Или не нравится?

— Не нравится.

Вот так и разговорились. Давно бросивший курить Максим выкурил две болгарские сигареты кряду и откровенно поведал малознакомому Маркину о Голдобине, об истории с нормами, о Климове. Рассказал и о партбюро, на котором его не приняли. Умолчал только о «своих» женщинах — маленькой Зойке и красавице Станиславе. Пожалуй, это единственное, о чем умолчал, и только потому, что не к месту было бы, ни ко времени, а в принципе мог бы, настолько Маркин располагал к откровенности.

— Неславно там у вас получается, — резюмировал Маркин. — Не думал, что на таком заводе и… У нас тоже не сахар, конечно, но все-таки ничего обстановка. Нас прежний директор научил. Сейчас он больной… Ох и мудрый был мужик! Он и создал эту обстановку, уравновесил. Сейчас у нас больше половины командного состава — молодежь. С директором новым ругаемся, спорим — и не без успеха! Вот пожил бы у нас, увидел. Слушай, а, слушай-ка!..

Маркин затеребил Максимов рукав. Максим поднял голову. Но Маркин тут же отпустил его. Задумался. Потом продолжал уже спокойно:

— Слушай! Ты сейчас, значит, на какой должности? Ни на какой. Мастером временно? А потом? Не знаешь. А если… если плюнуть тебе на всю эту канитель недостойную, а? Серьезно. У нас же… Пустим новый цех, старшим мастером пойдешь!

— Так ведь не этого я хочу, Виктор! — возразил Максим. — Не в этом…

— Подожди, подожди! — перебил Маркин. — Почему не в этом дело? И в этом! Ты уже не мальчик. Техникум закончил, специалист с опытом работы! Так чего ж они тебя, как мальчика!.. Ты уже зрелый работник и можешь делать больше, большую ответственность на себя взять. А раз можешь, значит, нужно. Иначе и уважать себя не стоит! Это, во-первых. А, во-вторых, здесь государственный интерес. Ты им, Максим, видать не нужен. А нам нужен. И позарез нужен. У нас специалистов не хватает. А завод растет, в люди выходим!.. В общем, подумай!..

Максим сидел молча. С кондачка он никогда ничего не решал, а в таких делах особенно. Сидел сейчас и молчал. Выкурили еще по сигарете, и Маркин предложил:

— Ты не уезжай сегодня. Завтра суббота, мы с ребятами на Черемшанку собираемся. Поедем? Переночуешь у меня.

Максим подумал и согласился:

— Поедем. А… переночевать у меня есть где, не беспокойся, пугал я тебя.

И, вспомнив стычку в цехе, от души расхохотался.

У него было отличное настроение.

XXIII

Все давно спали. Свет от костра падал на тугой бок ближайшей палатки, и только это белое пятно разряжало густую лесную темень.

Максим сидел у костра один. Неярко тлели в куче серого пепла березовые головешки. Время от времени он брал прут, ворошил угли: костерок взыграет, запламенеет конец прута, потухнет, и опять тихое мерцание в ночи.

За спинкой журчит, всплескивает на гладких валунах Черемшанка. Со спины холодно: Черемшанка — речушка горная, вода в ней студеная.

Умаявшись за день в лесу, уже сухом, летнем, хотя по календарю значилась еще весна, уморившись за сытным ужином из свежей ухи и прихваченных из дому запасов, все быстро уснули, а Максим не спал.

Кружилась голова от впечатлений сегодняшнего вечера: шумного, непритязательно дружеского и просто по-семейному уютного. Жена Маркина Евстолия — крупная такая уральская красавица, белые волосы уложены высоко венцом, а на щеках — милые ямочки, — сразу как бы взяла шефство над ним, и Маркин, глядя на нее, одобрительно улыбался. А маленькая Галка, жена Петра Ковалева, что ехал с Маркиным в вагоне, хотя тоже была очень мила с ним, но с мужа своего глаз почти не сводила.

Петр сегодня рассказывал, как он женился на Галке.

Два года назад он вернулся из армии. Уходил женатым, а вернулся: жены-учительницы и след простыл. Не дождалась, вышла за другого и уехала совсем из Черемшанки. Петр горевал-горевал, пока не встретил Галку. До «встречи» этой год работали они в одной бригаде — станки рядом! — и не замечал, а тут вдруг заметил и влюбился. Рассказывал: «Прихожу как-то к ней домой, — на лыжные соревнования надо было ехать, — открываю дверь в избу, а там ребятишек полна горница, все Галкины братишки да племянники. «Галка! — кричу через весь этот детсад. — Бросай все, выходи за меня замуж! Свои будут!..» Шутки шутками, а так и вышло: поженились.

Да, другие женятся… Вчера в разговоре тетя Даша задела за живое, сегодня Петр подлил масла в огонь. Нескладно все-таки получается… Но ведь сердцу не прикажешь!

История эта со Станиславой несерьезная, конечно. Ну, увлекся, а месяц прошел, и забылось: с глаз долой —