Другая. Видеть мир не глазами, а сердцем - Элой Морено

– Как же мне хотелось снова тебя увидеть! – сказала она, глядя мне в глаза с таким выражением, словно ничего другого не существовало. – Ты ведь знаешь, как сильно я тебя люблю?

И медленно, глядя сквозь меня, она обняла меня за талию, положила голову мне на грудь, и мы начали танцевать.

– Наша любимая песня, – прошептала она, утыкаясь мне в шею, пока мы плавно двигались по палате. Я позволила себе просто раскачиваться на волнах музыки.

– Я так тебя люблю… – сказала она.

– И я тебя, – ответила я, зная, что в тот момент она была по-настоящему счастлива.

В одной из палат больницы открылся временной портал: всего на три минуты прошлое и настоящее слились воедино.

Женщина, которая на протяжении нескольких лет не могла запомнить свое настоящее, внезапно воскресила в памяти два образа: свою любимую песню и аромат одеколона мужа.

В этом танце воспоминаний, каким-то образом стирающих реальность, она снова переживала вечер их первой встречи. Та же самая музыка, тот же самый вполне симпатичный и довольно высокий парень, явно перестаравшийся с одеколоном. Он подошел к ней, сильно волнуясь. И она согласилась. Она влюбилась.

Пока женщина и психолог танцуют, последняя не перестает задаваться вопросом, как Луна смогла узнать о воспоминаниях человека, который ничего не помнит. Как она смогла подобрать ключик к сундуку памяти?

Проходит три минуты, и музыка заканчивается.

Женщина, сбитая с толку, замирает, смотря на закрытую дверь.

– Он уже ушел, – говорит она со слезами на глазах.

Польша

Женщина продолжает сидеть на скамейке в парке, делая вид, что читает, хотя на самом деле наблюдает за играющими вокруг детьми.

Она особенно внимательно следит за маленькой девочкой лет шести, высокой, с очень светлыми волосами и черными глазами.

Та ведет себя так же, как и другие дети: перебегает от одних качелей к другим. Больше всего ей нравится красная горка, самая старая, самая высокая из всех, единственная металлическая горка среди деревянных. Она скатывается с нее больше десяти раз.

Пока женщина притворяется, что читает, в дальнем углу детской площадки она вдруг замечает кошку. Она взволнована: это может быть неплохой шанс.

Она начинает размышлять, как сделать так, чтобы девочка увидела кошку. Она знает, что реакция может быть, по крайней мере, интересной. Если девочка перестанет играть и побежит за кошкой… Тут она вспоминает, что у нее в сумочке есть маленькое печенье, которое она не съела за завтраком в отеле.

Нервничая, она достает его, пытаясь подозвать кошку к себе.

– Кис-кис-кис, – зовет она. И кошка ее замечает.

Животное смотрит на нее с недоверием, но все же медленно направляется к скамейке.

Если ей удастся подозвать кошку поближе, то дети смогут увидеть ее, девочка сможет ее увидеть.

Волнение нарастает.

Больница

Я вышла из палаты, не зная, что и думать. Откуда Луна могла узнать о столь личных воспоминаниях этой женщины? Я снова начала сомневаться. Что, если между людьми и правда существуют особые связи? Что, если эта девочка действительно смогла их почувствовать?

Тут наверняка есть какой-то подвох, убеждала я себя.

На двери следующей палаты был нарисован красный круг. Я вошла тихо и увидела, что женщина спит. По инструкции мне нужно было осторожно положить ей под подушку пачку печенья, больше ничего.

Я подошла на цыпочках и аккуратно просунула печенье под подушку. Когда я уже убрала руку, она вдруг открыла глаза, безумно меня напугав.

Несколько мгновений мы молча смотрели друг на друга.

– Вы мать Луны? – спросила она наконец.

– Нет-нет, – ответила я дрожащим голосом.

На мгновение я задумалась, стоит ли сказать ей, что Луна умерла. Сможет ли ее разум принять эту новую информацию?

– Ее больше нет, Луна ушла, – сказала она, глядя на меня глазами человека, который очень нуждался в объятии, но забыл, как попросить об этом.

Она встала, и я обняла ее. Медленно, осторожно, боясь нарушить какое-либо из ее воспоминаний.

В течение первых нескольких секунд она стояла неподвижно, ее опущенные руки были безвольно прижаты к телу. Возможно, потому, что они так давно никого не обнимали, что уже забыли, как это делается. Но постепенно воспоминания всплыли на поверхность. Она подняла руки и обхватила меня за спину.

– Она ушла, – повторила она.

– Да, я знаю.

– Но она вернется.

– Да, – ответила я.

– Эта девочка наконец нашла то, что искала, – прошептала она.

Она отпустила меня и снова села на кровать, уставившись в потолок.

Я вышла из палаты, боясь столкнуться с призраком Луны в коридоре.

Я вздохнула и стала читать следующие инструкции: мне нужно было подняться наверх, в детское отделение.

То, что казалось самым простым, оказалось самым сложным.

Польша

Кошка направляется к женщине, подзывающей ее печеньем. Она идет медленно, урча и выгибаясь, касаясь спиной каждой ветки, встречающейся на пути.

Женщина специально подзывает кошку как можно громче, чтобы дети услышали и посмотрели в ее сторону.

И они обращают на нее внимание, включая маленькую девочку, которая в этот момент карабкается по лесенке на горку. Но, кроме мимолетной улыбки, она больше никак не реагирует на животное. Все дети продолжают бегать и играть, никто не подходит к кошке.

Женщина разочарованно бросает кошке печенье. Та, обнюхав его, тут же теряет всякий интерес. Теперь остается только проверить, как девочка отреагирует, если у нее вдруг намокнут волосы. Но дождя сегодня не обещали, а специально облить ее водой не получится.

На лице женщины отражается грусть. Грусть человека, который убедился в своей правоте, хотя до последнего надеялся на обратное.

Я поднялась на третий этаж, в детское отделение. Согласно инструкции, мне нужно было заглянуть под подушку каждого ребенка и поменять найденную записку на конфету. Сегодня была моя очередь поработать мышонком.

Я начала с ближайшей к лифту палате. Я легонько открыла дверь, стараясь не нарушить тишину ночи. В палате спала девочка с кислородной маской на лице. Было больно смотреть на это: жизнь в разгаре весны, которой было суждено навсегда остаться скованной зимним холодом. В каждой палате на этом этаже жил маленький росток, который уже никогда не сможет превратиться в прекрасное дерево.

Я подошла к девочке, которая с трудом дышала, осторожно приподняла подушку и нащупала листок бумаги, где было написано: «На свой день рождения я смогу сама надуть воздушный шарик».

И в этот момент я поняла значение этих маленьких записок: это были желания.

Каждое новое желание вонзалось в мое сердце, словно нож. Ни один человек за пределами больницы никогда бы