Жены Матюшина. Документальный роман - Александр Семёнович Ласкин

Помимо основного, существовал параллельный сюжет. Посторонние о нем не догадывались. Казалось бы, абстрактное зрелище скрывало абрис истории, рассказанной на этих страницах.

Хотя Матюшин вдохновлялся Успенским, а не Фрейдом, не обошлось без погружения в душевные глубины.

В одном из кубов находилась Громозова и вместе с другими участниками запускала механизм спектакля. Впрочем, ее роль была не только технической.

Для Ольги Константиновны это была еще и встреча с Гуро. Вместе с Матюшиным, который на всех представлениях сидел в зале, их опять было трое.

Удивительно, как легко Громозова входила в чужой мир. Вспомним о «Победе над солнцем» и спиритических сеансах. Впрочем, до полного растворения не доходило. Она ощущала себя внутри истории – и видела ее со стороны.

Вряд ли ей нравилось то, что придумал Матюшин. Почему черти и ангелы заменены геометрическими фигурами? Словно не только на земле, но и на том свете все стали авангардистами.

Как всегда, ей было сложно выбирать из двух возможностей. Вот и сейчас она думала: конечно, Миша – моя вторая половинка, любимый человек, но уж больно накручено. Словно на вопрос, сколько будет дважды два, он отвечает – сто пять.

И еще похороны

Что еще сказать о том, как «погребают эпоху»? Прежде чем вспомнить о похоронах Матюшина, надо сказать о прощании с Малевичем.

Ничего такого не было ни до, ни после. Все же Невский предназначен для другого. Тут прогуливаются, спешат по делам, а не провожают в последний путь.

Так что публика была разная. Кто-то пришел ради «великого Казимира», другие по своей причине. Им все это казалось диким. Они возмущались и требовали позвать милиционера.

Последняя демонстрация троцкистов состоялась в двадцать седьмом году, а это была первая и последняя демонстрация художников. На это время проспект забывал о классических традициях и принимал сторону супрематизма.

Центральный образ был найден точно. Малевич всегда шел против течения. Вот и сейчас поток людей двигался в одну сторону, а грузовик с гробом в другую. Так ученики мастера сообщали «городу и миру» о том, кого мы потеряли.

Начиналось прощание дома. Казимир Северинович под белой простыней лежал на белом прямоугольнике. На фото видно, что простыня сбита. За этой подробностью возникает живой жест. Словно перед смертью художнику стало холодно, и он решил получше накрыться.

На стене висели «Черный квадрат» и другие полотна. Все это – холсты, прямоугольник, лицо человека, измученного болезнью, но уже свободного от нее, – стало последней его картиной.

Дальше действие переносилось на улицу. Квадрат – вроде как фирменный знак покойного – укрепили на бампере. Любой прохожий должен был увидеть: да, это он. За государство говорят серп и молот, а за него – самое известное его полотно.

Гроб тоже был особенный. Он напоминал супрематистский архитектон и египетский саркофаг. Не зря ученики называли покойного вождем, что почти то же, что фараон.

Фараон забирал с собой челядь и лошадей, а Малевич – свои идеи. Хотя бы этот квадрат. После того как художник его придумал, он из области геометрии перешел в сферу прозрений.

Удивительно такое внимание к мастеру, не имевшему официального статуса. Не академик, не герой. Скорее, плотник, если иметь в виду кряжистую фигуру и натруженные руки.

Как это возможно в обществе, где каждый сверчок знает свой шесток? Впрочем, речь шла не о положении в иерархии, а о месте в другой системе координат. Тут Малевич был едва ли не первым.

От Почтамтской, 2, что рядом с Исаакиевской площадью, до Московского вокзала достаточно близко. Каких-то полчаса, и художник покидал столицу русского авангарда.

Как хоронили Матюшина

Похороны Матюшина были другими. Ученики любили МихВаса, но вождем не называли. Да и вдова была бы против демонстративности. Поэтому его последний путь проходил не по главной улице Ленинграда, а через поселковое кладбище.

В городе тишины не бывает, а тут в избытке. Как сказал его ученик о любимой Чукотке: «Тут нет лишних людей». Вот и в Мартышкине было так же. При жизни ему здесь было спокойно, а теперь спокойно навсегда.

Похороны были «лучшие», как когда-то говорили о проводах Гуро. В присутствии леса и его обитателей, учеников и друзей. Были и жители поселка. Скольким из них он помог! Когда что-то требовалось по столярной части, сразу шли к нему.

В городе не обошлось бы без выступлений, а тут больше молчали. Если посмотреть со стороны, все было примерно так, как у местных. Пару дней назад хоронили одного старика, и теперь они оказались рядом.

Все же Матюшин вернул себе отдельное положение. Кто-то решил погадать на его записной книжке и сразу получил ответ. Перед открытым гробом эти слова прозвучали как утешение и как напутствие на будущее.

Мы должны все изменять, – писал Михаил Васильевич, – организуя своим творчеством жизнь. А смерть – это закон природы. Но и здесь мы многое можем изменить в жизнь, а не в смерть.

К тридцать четвертому году уже не вспоминали о Серебряном веке. Если только наедине с собой. Эта запись подтверждала, что художник остался верен своему прошлому.

Мы не раз упоминали о двоемирии, или «жизнетворчестве». Это странное слово не предполагает финала. Кажется, его половинки всегда будут взаимодействовать и рождать что-то новое.

Может, и жить надо так, будто смерти нет? Организовать неорганизованное, вносить смысл в бессмысленное… Глядишь, тогда у нас появится шанс.

Существовали не только высокие аргументы. О том, что на кладбище жизнь не только заканчивается, но продолжается, говорил урожай опят. При виде повсюду рассеянных желтых шляпок думалось: «Не начать ли исполнять его заветы с похода в лес за грибами?»

Даже то, что оставляли посетители на матюшинском камне, отличалось от того, что они возлагали на другие могилы.

У надгробий Стравинского и Дягилева на кладбище Сан-Микеле часто лежат нотные листы, а Михаилу Васильевичу приносят яблоки. Купят по дороге, что-то съедят, а одним или двумя поделятся с ним.

Предположим, вы пришли сюда осенью. Много желтого и зеленого, а вдруг – красное яблоко. Так и ждет, что появится художник и его нарисует.

Как видно, дело в том, что Матюшин – основоположник органического направления в живописи. Все плоды и растения, животные и насекомые имеют к нему непосредственное отношение.

После того как тут похоронили Ольгу Константиновну, эти яблоки и по ее душу. Кто-то считает, что она их не заслужила, но я с