Любимая звезда - Анна Радзивилл

– А всё-таки ты её любишь, эту свою Москву! Недоверчивую, умную, властную. Мать русских городов. (Не удержалась и съязвила.) И порт пяти морей. И всё лучшее поэтому ей отдаёшь. Во всяком случае, лучших своих людей, этого уж не скроешь. Но ведь и Москва тебя любит. Знаешь, сколько народу приезжает на выходные просто на тебя полюбоваться?

Метель улеглась. Я подошла к Мраморному дворцу.

Так и есть! За решёткой стоял Александр Третий. Мощный силуэт на таком же мощном коне. Самый русский из всех царей. Вот куда его загнали.

Даже близко подойти нельзя – кованые чугунные ворота заперты.

А ведь только что на открытой круглой площади у Московского вокзала, где «Тойота» делала тур вальса, на том законном месте, куда поставил его автор, князь Трубецкой, видела я нелепый каменный штырь с пятиконечной звездой наверху, символ теперь уж и не поймёшь чего… Эх, если бы те люди, от которых зависят все эти перестановки, понимали страшную власть символов! Если бы они догадывались, что сначала всё совершается в тонком мире… А здесь, у нас только неотвратимо повторяется…

И вдруг до меня доходит: это же не может быть случайно. Этот памятник – какой-то очень важный центр Города, который сместили специально, чтобы отнять силу! Те, кто в этом прекрасно разбирается. Круглая площадь, центр силы… Но центр силы у любого живого тела – это пупок. А… Вот она, связь с Москвой. Пуповина, первая в России железная дорога… Прямо сюда, на круглую площадь, и выходит Московский вокзал, бывший Николаевский. А железная дорога связывает Петербург с Москвой. Ясно ведь, что, пока Александр Третий не вернётся на своё место, и вокзал-то толком перестроить не удастся. Конечно, у кого угодно пупок должен быть на своём месте, даже у Города.

– Боже мой, значит, ты – сын Москвы? Её родной сын… Прости. Я не поняла этого сначала. Вот почему ты её так любишь. Вот почему всегда стремишься к ней и всё лучшее ей отдаёшь. Вот почему и мы-то все так к ней относимся… Сложно, я бы сказала. И раздражает-то нас она (как все пожилые родители), и не любить-то её мы не можем.

Ну, найдёшь ли человека в нашем городе, который втайне не любил бы Москву?

* * *

Я вздохнула и села в машину. Всё. Пора домой.

Включила приёмник.

Машину внезапно заполнил потрясающий властный голос:

Гори, гори, моя звезда…

Этот великий русский бас не спутаешь ни с каким другим в мире. Его, постигшего тайны бельканто, нельзя не узнать. Народный артист Борис Штоколов.

Ты у меня одна заветная,

Другой не будет никогда…

Мурашки побежали у меня по спине. Я сидела и не могла шевельнуться. Печально и нежно он пророкотал, как будто в последний раз:

Твоих лучей небесной силою

Вся жизнь моя озарена…

В необыкновенной тоске взмыла вверх волна огромного голоса:

Умру ли я…

И пауза.

Ты над могилою

Гори, сияй, моя звезда!

Дорогой мой… Не плачь. Ты не умрёшь. Я знаю, давно уже кто-то выдумал и распустил по миру эту страшную ложь, что суждено тебе в одночасье сгинуть с лица земли, да так, что не останется ничего, одна могила.

А ты не верь. Хочешь, я скажу тебе правду? Конечно, случиться может всё что угодно. Мне кажется, что если конец света не наступит, то люди постараются его себе выдумать… Но даже если весь мир, весь белый свет решит однажды, что ты сгорел, утонул, провалился и растаял, как сон, что с тобой всё кончено, – я прошу тебя – не сдавайся! Мы любим тебя. Все. Даже те, кто никогда не жил здесь. Общей огромной этой любовью всё равно тебя восстановят. Может быть, не сразу. Но восстановят обязательно. Как бы трудно и немыслимо это ни показалось сначала…

Тихое эхо как будто прошелестело мне в ответ:

…сияй, моя звезда…

– И придёт день, когда все увидят, что ты стал ещё таинственнее, романтичней и прекраснее, чем был, блистательный мой Санкт-Петербург!

Клевала звёздочки жар-птица

Прекрасному Страннику

Как вы думаете, где теперь водятся жар-птицы? В таких вот заповедных лесах, как наш.

Здесь всегда светит солнце, бабочки порхают, как сорванные цветы, в дубах бродят благородные олени, а когда идёт дождь, то совсем недолго, и капли – тёплые.

А возле старой мельницы даже можно нырять в омут головой. Если не боишься толстых усатых сомов. И вообще ничего не боишься.

Да, в таких вот местах только и могут водиться жар-птицы. На юге России. Может, ещё и потому я приезжаю сюда каждое лето. К себе на дачу.

Сначала я отсыпаюсь. Чьё-то чириканье, лепет листьев за окном мне не мешают.

Потом начинаю тихонько жить.

Из колодца приношу чистую воду. Растапливаю красавицу русскую печку. Огонь трещит, ярко и смело освещая таинственный закопчённый купол печи, дымок быстро и нежно утягивается в трубу, а ухваты-рогачи уже выстроились у меня за спиной в боевой готовности: ну, что двигать? что хватать? где чугунки?

И понемногу мой старенький, построенный ещё «по-за Николая» дом превращается в весёлый теремок: там – занавесочки, тут – салфеточки, зеркала умою, паутину обмету, дорожки постелю – вот дом уже и улыбается.

Пора идти здороваться с окрестностями.

Называемся мы Швейцария, место загадочное, ни на что не похожее: камни, скалы, водопады, а на скалах дубовый лес. На реке у нас даже есть необитаемые острова. На них не ступала нога человека. И не ступит: мрачная крапива, переплетённая колючей проволокой ежевики, охраняет их лучше крепостной стены.

На берегу – остатки старой мельницы. Огромное мельничное колесо, проросшее кустами шиповника, да семь домов. Летом в домах живут люди из разных городов. Местные жители давно отсюда перебрались в село, поближе к цивилизации, и посматривают на нас со взрослой улыбкой.

* * *

Как случилось, что именно здесь произошло самое потрясающее и необъяснимое событие всей моей жизни, рассказать я вряд ли сумею. Не от меня это событие зависело. Просто в какой-то невероятный миг моей самой простой и обыкновенной жизни я услышала слова, сказанные мне глубоким бархатным мужским голосом. Так