Гостья - Эмма Клайн

– Я думал, ты ушла, – сказал Джек.

– Нет, – ответила Алекс. – Все еще здесь.

Он улыбнулся. Нерешительно поманил ее к себе.

Еще одна возможность – Джек тоже может остаться здесь, с ней.

Ведь так даже безопаснее. Или она может поехать с ним и пожить в доме его отца?

Алекс подошла ближе, глаза у него еще совсем сонные.

– Какие у тебя планы на сегодня? – спросила она. – Может, зависнем тут?

Прежде чем он успел ответить, Алекс, все еще в трусах и футболке, села к нему на колени. Она поцеловала его, запах у него изо рта был неприятным, но юность его словно смягчила это, так что было не так уж и противно. Его губы отозвались, но руки вяло висели вдоль тела. Алекс пришлось взять его ладонь и положить ее себе на грудь.

– Боже, – сказал Джек, и его лицо обмякло.

На плече у мальчика было родимое пятно, и, судя по тому, как Джек проследил за ее взглядом, когда она стягивала с него футболку, он его стеснялся. Как ни странно, он оказался необрезанным. Его член покрывал такой же ровный загар, что и все тело – интересно как? – золотистые вьющиеся лобковые волосы, узкие бедра, стройные икры. Он прикрыл член ладонью и посмотрел на нее. Она поняла, что он смущен, но было легко избавить его от смущения – легко улыбнуться, показать, что ничто, абсолютно ничто ее не оттолкнет.

Ведь именно этого все они хотят, правда? Видеть на лице другого человека, что он принимает тебя полностью. Это ведь очень просто, и все же такая редкость – ни в семье, ни партнеры не принимают с полной безоговорочностью, именно потому люди ищут этого у кого-то вроде Алекс.

Он был благодарен, так благодарен, когда Алекс опустилась перед ним на колени и стянула с себя футболку.

– О боже, – выдохнул он.

У него на лбу выступил пот. Она ощущала почти мучительную власть, осознавала все комплексы Джека, его желание. Как в первое время после ее переезда в город, когда она вдруг понимала, что мужчина перед ней – живой человек, и осознание снова и снова ошеломляло ее, пугало. Но потом опустился какой-то занавес, или просто Алекс пообвыклась. Она перестала видеть в мужчинах людей. И все сразу стало проще.

Джека, казалось, переполняет изумление от того, что происходит с ним, что его тело действует словно само по себе.

– Тебе хорошо? – спросила Алекс.

Он кивнул.

– Вот, – она расстелила футболку рядом с бассейном. Солнце уже нагрело бетон.

– Может, пойдем в дом?

– Нет. – Алекс похлопала рядом с собой: – Иди сюда.

Он почти все время молчал. Всякий раз, когда она что-то говорила, это, казалось, распаляло его еще больше, какими бы банальными и заученными ни были ее фразы.

– Тебе хорошо? – прошептала Алекс ему в ухо.

Он вздрогнул.

Ей пришлось направить его рукой – судя по тому, как он тыкался в нее, мальчик был совсем неопытный. Двигался Джек скованно, неуверенно. И все же Алекс так возбудилась, что ощущала свою влагу между бедер, на расстеленной футболке под собой.

– Боже, – повторял он снова и снова. Его лицо раскраснелось. – Боже.

Когда он кончил, вид у него был не столько потрясенный, сколько больной.

– Спасибо, – пробормотал он, тяжело дыша и невидяще глядя в небо. – Черт.

Они смотрели фильм по кабельному. Полицейскому хирургическим путем пересадили лицо известного преступника, но потом преступник пересадил себе лицо полицейского, и почему-то это казалось логичным во вселенной фильма, где лица легко отстегивались от тел и плавали в чашках Петри, пока не понадобятся.

– Эффекты – полное убожество, – сказал Джек. – Смотри, он даже не похож на него, сразу видно, что это просто дублер.

Джек, с влажными волосами, в длинных трусах и футболке, периодически затягивался вейпом. Алекс была в одних трусах, ее голова лежала на плече Джека. Они ели миндаль в шоколаде из пластиковой банки – Алекс никак не могла остановиться, горсть за горстью, дешевый шоколад таял у нее на ладони, она буквально впадала в сахарный транс.

В некоторых отношениях Джек был поразительно самоуверен. Он беспрерывно комментировал фильм.

– Без лица, – бормотал он и смеялся. – Без. Лица.

Он явно не сомневался, что она слушает. Этот мальчишка был полон комплексов и страхов, и все же за ними скрывалась абсолютная уверенность, что мир на его стороне. – Почему ты никогда никому не пишешь? – спросил Джек во время рекламы. – И не проверяешь свой телефон.

– Он сдох.

– Разве тебе не нужно никому сообщать, где ты?

Алекс рассмеялась и постаралась, чтобы ее голос звучал непринужденно.

– Да пожалуй, что нет.

– Это странно.

– Странно?

– Ну не знаю, ты, что, просто делаешь что хочешь?

В устах Джека это прозвучало почти восторженно. Алекс пожала плечами:

– Ну, по-разному бывает. И сейчас ведь лето, верно?

Был уже сентябрь, но она старалась об этом не думать.

– Повезло тебе. – Одной рукой он запихнул в рот еще немного миндаля, а другой обнял ее за плечи. – Вот бы и мне жить одному.

– Тебе скоро в школу, – сказала Алекс. – Так ведь?

– Да, – ответил он, покосившись на нее. – Да, конечно. Но я имею в виду сейчас. Я бы хотел, чтобы у меня сейчас было свое жилье. Я бы хотел, чтобы мы могли просто остаться здесь и мне не пришлось возвращаться домой.

Она не отрывала взгляда от телевизора – так лучше, более непринужденно.

– А ты разве не можешь?

– Остаться здесь? – уточнил Джек.

– Наверное, твои родители… – протянула она.

– Папа был бы счастлив, если бы я свалил. Им наплевать.

– Я уверена, что это не так. Уверена, что им не все равно, – возразила Алекс, вовсе не веря в свои слова.

Это не так – даже для таких, как Джек, с такими родителями, как у него. И для ребят со вчерашней вечеринки это не так. Сотни лет назад их родители запросто могли бы оставить своих младенцев в лесу. Сейчас же бесприютность просто пронизывает всю твою жизнь, она длится и длится, словно медленное увядание. Детей оставили в лесу одних, просто лес этот уютен и безопасен.

И большинство людей не чувствуют того, что, как им кажется, они должны чувствовать. Например, любовь. Это же просто слово, которое не означает ничего, и говоря, что ты любишь кого-то или что-то, ты прячешься от того, чтобы признаться, что ты чувствуешь на самом деле. Джеку было бы легче, если бы он не ожидал так многого, если бы понимал, что