Дворики. С гор потоки - Василий Дмитриевич Ряховский

Сизую зелень озимей выбивали лошади, овцы. Ребятишки, бродившие за скотиной, часто хлопали кнутами, жгли дымные костры. Обнаглевшие в туманы волки пробегали стаями, порывались пробиться в отару овец, и вечером, удрученные неудачей, долго и противно выли.

Первый снег выпал на покров, а в день Кузьмы и Демьяна установился санный путь. Новую зиму в Двориках встречали по-разному.

Дорофей Васильев праздновал победу над Уюем. Свадьба унесла много денег, харчей, но тешила весенними планами: молодой зять послушно лез к тестю в пасть, отдавал с ярового сева всю землю.

Ерунов, произведя строгий подсчет приходо-расхода, довольно гладил лысину, намечал покупку на откорм лошадей и коров. Кроме всего прочего, он долгие осенние ночи обдумывал с Галкой план нового предприятия. По всем видам, расчет был прямой: ближайшая крупорушка и маслобойка были от Двориков в десяти верстах, да и в Бреховке нет хороших приспособлений по этой части — на подвоз можно было рассчитывать.

Подогреваемый надеждами, Ерунов молодо толкал Галку в сухой бок:

— Одолеем, подружка? А?

— Дал бы бог… А то, гной им какой-то…

Галка послушно повертывалась к мужу лицом, утешала его перезрелыми утехами.

А тамбовцы переживали очередную тягость, бродили, не находя себе места, глядели в неприветливое небо и растерянно хлопали о полы обвисшими руками. Платежные листы банка напоминали о тяжелой расплате за землю, полученную в вечную неотъемлемую собственность — «владеть, пользоваться и распоряжаться». Угарная радость первых двух лет, порадовавших урожаем, широтой неомраченных планов, давно прошла, и нынешний год, скупой на хлеб, казался острой гранью, которую не перешагнуть. Артему, Лисе и Тарасу, помимо платежных листов, старшина с видом особого почтения вручил еще дополнительные листки: извещение банка «о миновании сроков погашения задолженности, что влечет за собой лишение права владения участком и продажу имущества с торгов на погашение банковского долга».

Эти трое теперь были у всех на виду, всякий интересовался тем, как вывернутся они из готовой петли.

Дорофей Васильев сидел в горнице один и ел горячие пышки, макая их в блюдечко с хреном. Горькая приправа драла рот, выгоняла на ресницы слезу, отчего горница казалась более чем обычно светлой и теплой. Из черной избы доносился говорок Птахи, смех Корнея и богомольное ворчание старухи. Дорофей Васильев глядел в окно, вздыхал и опять принимался есть.

Тарас протиснулся в горницу боком. У двери он задержался, обежал взглядом стены, раскрыл было рот, но сейчас же сомкнул губы и закрестился в угол. Он был в рваном полушубке и в лаптях. «Вот это гостек», — подумал Дорофей Васильев и степенно опустил глаза, давая гостю откреститься. Кивнув по груди в последний раз, Тарас поздоровался и по указке хозяина сел на край лавки. Он избегал встречаться взглядом с Дорофеем Васильевым, часто шмыгал носом, на вопросы отвечал односложно, будто берег слова для более нужного случая. Дорофей Васильев, раздумывая над целью прихода Тараса, машинально щипал пышку и, помокав в хрену, совал в рот. После одной неосторожной помочки заперхал, затряс бородой, крякнул так, что отдалось в углах горницы. Тарас неожиданно улыбнулся.

— Хрен? Он зол нынче. Ты бы потише.

— Ничего. — Дорофей Васильев отер рукавом слезы. — Глаза будут чище.

— Это верно. Он продерет.

И, осмелев от собственной улыбки, Тарас переложил шапку из руки в руку, решительно выговорил:

— А я к тебе по делу, стало быть. Не хотел бы, да ничего не выходит. Вот дело-то какое получается.

— Что такое? — Дорофей Васильев оглядел Тараса, проморгался, стараясь заранее угадать, о чем будет речь гостя. — Ежели что путное, говори смело.

Пытливый взгляд хозяина лишил Тараса уверенности. Он опять засморкался, затормошил шапку, и видно было, с каким трудом он держался бодрого тона.

— Я уж и так осмелел. Когда надо и смелость найдется. Вертелся-вертелся, чую, без поддержки не обойдусь. Подняться не с чего. Хлеб, сам знаешь, не дотянул, окромя не с чего взять… Вот я и…

— Об платежу речь ведешь?

— Да-да. А то о чем же? Всю голову изломал.

Дорофей Васильев, упершись пальцами в коленки, долго сидел недвижно, лишь изредка вздергивая брови, и оглядывал Тараса. Он по первому слову составил решение об отказе, и теперь делал вид, что думает: так больше торжественности и веса. Тарас ежился под его оглядом, говорил первое, пришедшее на язык:

— Авось отслужу… Рядом живем. Всяко бывает. А без поддержки — сумка. Вот оно дело-то какое. А так я бы и работой и хлебом по осени.

— Ну, какая от тебя работа! — Дорофей Васильев махнул рукой и плотнее придвинулся к столу. — Сам ты еле-еле душа в теле.

— Оно, как говорится… — И в глазах Тараса сверкнула искра отчаяния.

— Я не об этом. Это к слову. Ну, а сколько тебе не хватает?

— Сколько? — Тарас неожиданно засмеялся, но в горле у него пискнуло, он оборвал смех и еле выговорил: — Да нисколько нет. Наберу полста. А всего платить около двух.

— Сотен?

— А чего же?

— Такую цифру собрать по нашей местности мудрено. У всех свой платеж.

— Да я бы… — Тарас вскочил на ноги и придвинулся к столу.

— Чего ты бы? Сядь лучше и поумней себя послушай. Я тебе плохого не скажу. Вот ты пришел ко мне: думаешь, денег у него много. И все так думают по глупости головы. Не знают того, что в большом корыте и дыр больше. Мне вот сейчас после свадьбы самому впору идти в долг просить. Слыхал, сколько земли прибавляется? Пятнадцать десятин, это тебе не тяп-ляп!

Тарас слушал спокойно, но в туманной пустоте его глаз видел Дорофей Васильев, что он ничего не понял. Дорофей Васильев раздраженно крякнул и поставил кулак на стол:

— Понимать надо, а не ноздрями мух ловить!

Тарас задвигался по лавке и огорошенно пробормотал:

— Известно… Хозяйство, оно…

— Ну да, хозяйство. Без хозяина дом сирота. Вон зятек мой распустил землю по рукам на годы, теперь собирать надо. К весне выкупить каждый клок требуется. А на это деньги нужны, да не маленькие. У всех забрал, задолжал… А тесть тряси мошной. Вот он где, расход-то!

Разговор о вновь приобретенной земле наполнил грудь довольством. Дорофей Васильев степенно расправил бороду и глянул в лицо Тарасу.

— Так вот. А тебе дай, другому дай — сам в кабалу попадешь. А ты знаешь, — не маленький ведь, — что почет до поры до времени. А как пошел взаймы просить, тебе и цена другая. Кто как хочет, а я от этого в сторону.

— Мне бы… — Тарас растопырил пальцы, рванулся вперед, но сейчас же