Проверка моей невиновности - Джонатан Коу

одно несусветно длинное, замысловатое и несуразное наблюдение, предложенное доктором Глейзби и державшееся на том, что, по мнению Глейзби, работа Кокерилла отмечена глубоким и стойким влиянием классического труда Уильяма Эмпсона «Семь типов неясности»[75], ответ же Кокерилла — означенную книгу он не читал — оказался краток и по существу. Когда с этим было покончено, я поискал глазами Лавинию. Хотелось сказать ей что-нибудь, похвалить ее голос и трактовку песни. Разумеется, то был по большей части предлог, чтобы завязать с ней разговор, но я действительно хотел, чтоб она знала, до чего глубоко ее исполнение меня тронуло. Впрочем, оказалось, что она почти сразу же исчезла из комнаты. И действительно — возможно, потому, что сам Эмерик не присутствовал, — никакой обычной остаточной тусовки и разговоров в этот раз не последовало. Я подошел к столику, чтобы долить себе в бокал, и заметил, что у Кокерилла бокал тоже пуст. Никто о нем вроде бы не пекся, а потому я прихватил бутылку, и, поскольку он довольно тепло поблагодарил меня за эту добавку, я почувствовал, что смелею, сел рядом с ним и сказал:

— Спасибо вам. Очень интересно. Много о чем есть подумать.

Возможно, я ожидал, что вид у него сделается признательный, — если учесть, что никто другой никакого отклика ему не предложил. Но я сразу же разглядел, что человеком он был из тех, какие считают похвалу чем-то положенным, а отзыв о его работе как об «интересной» показался ему, вероятно, довольно-таки разбавленным.

— Благодарю вас, — эдак натужно произнес он. — Всегда несколько нервно это — читать из новой книги.

— Лавиния — это что-то, не правда ли?

— Лавиния?

— Дочь Эмерика. (Он словно бы не понимал, о ком речь.) Девушка, исполнявшая песню.

— А! Это его дочь, да? Мне никто не сказал. Я просто попросил, не получится ли устроить исполнение песни, и меня уведомили, что привлекут женское сопрано. Это, значит, была его дочь! Так-так. Я и не подозревал.

Он пригляделся ко мне чуть пристальнее и заметил, что в руках у меня экземпляр «Адского вервия». Глаза у него не то чтобы вспыхнули, но, кажется, он сделался втайне доволен.

— Ага, один экземпляр в «Хефферзе»[76] продали в любом случае, — произнес он. — Желаете автограф?

Мне это и в голову не приходило. Но ведь так и поступаешь, встречаясь с автором книги?

— Отчего бы и нет, — сказал я.

— Это для вас?

— Пусть будет для моего друга Томми, если можно.

— Томми или Томас?

— Можно Томас. — Я наблюдал, как он выводит имя опрятным почерком. — Он и сам вообще-то хочет стать писателем. Возможно, вы могли б сказать ему что-нибудь вдохновляющее — например, «Удачи с…». — Но поздно — он уже дописал. — Или «С наилучшими пожеланиями», — договорил я. — Так тоже вполне подойдет.

Кокерилл с улыбкой вручил мне книгу, и я решил, что теперь уж точно самое время удовлетворить мое любопытство.

— У меня на самом деле и правда было несколько вопросов. Окончание романа…

Я умолк, услышав над собой покашливание. Глянул вверх и увидел, что надо мной стоит Джо, и вид у нее нетерпеливый.

— Эй, — сказала она. — Пойдем? Кроме нас, уже никого.

Я огляделся по сторонам. Что примечательно, так оно явно и было.

— Но тут еще столько вина осталось.

— Так чего ж ему пропадать. — Она схватила бутылку пино нуар и устремилась к двери. Я не тронулся с места, пока она не обернулась и не сказала: — Ты идешь или как?

Мне вдруг показалось, что выбора тут нет. Я торопливо и спутанно попрощался с Кокериллом и потряс ему руку. Затем последовал за Джо, и мы вместе загромыхали вниз по лестнице. Снаружи во Дворе Кайта ветер вроде затих. Посреди двора располагалась круглая травянистая лужайка с дубом посередине и маленькой деревянной скамейкой под ним. Говоря строго, только феллоу и донам позволялось ходить по той траве, но кругом никого не оказалось, да и в любом случае мы тогда учились на третьем курсе и с правилами колледжа обращались довольно небрежно. Мы дошли до скамейки, сели и стали передавать бутылку друг другу.

— Ну что, — сказала Джо, — ты ничего странного в сегодняшнем вечере не заметил?

— Все целиком было довольно странным, если честно, — сказал я. — Давай не будем нормализовать подобное просто потому, что это составляло нашу жизнь в последние пару лет.

— Ты помнишь, как в прошлый раз мы ходили на такое вот, и я тебе в конце сказала, что половина людей исчезает, а мы толком и не замечаем?

Я этого, так уж вышло, не помнил, но все равно кивнул.

— Ну и вот, сегодня то же самое. Все просто ушли еще раньше.

— Уж конечно, это потому, что никто не нашелся что сказать этому бедолаге.

— Да, но едва ли хоть кто-то вышел в парадную дверь — как входили. Большинство вышло в маленькую дверцу на задах. Ты не заметил? — Я покачал головой, и она нетерпеливо вздохнула. — Нет, ну разумеется, не заметил. Слишком занят был своими надеждами еще хоть разок глянуть Лавинии в вырез платья.

— И что же за той дверцей?

Она подождала, пока я еще раз отопью из бутылки, и забрала ее у меня. Вытерла горлышко и хорошенько приложилась сама.

— Уже некоторое время мне разные люди говорят… — она огляделась, словно существовала опасность, что нас подслушают, — что есть другой салон.

— В каком смысле?

— После того как основной салон завершается, кое-кто из гостей пробирается в другую комнату у Эмерика. В тайную комнату. И там у них другое заседание. Они его называют «Теневой кабинет».

Я вытаращился на нее, не зная, что и думать. Она серьезно?

— Теневой кабинет? И что там происходит?

Она пожала плечами.

— Не знаю. Может, они там просто пир горой устраивают. Но большинство народу считает, что к этому все не сводится. — Она посмотрела на меня с выражением. — Там и Лавиния бывает.

— Правда?

— Так говорят. — Она еще раз отпила из бутылки. — А вдруг у них там сексуальные оргии. Кто знает? — Она поежилась. — Давай, пошли. Я подмерзаю.

Внимание мое привлекло нечто другое.

— Смотри! — прошептал я.

Она проследила за моим взглядом и тоже увидела, что с лестницы, ведущей в покои Эмерика, сошел Питер Кокерилл и с потерянным видом побрел по двору. В каждой руке у него было по бутылке вина — красного и белого. Я встал и двинулся к нему, Джо, чуть отставая, — следом.

— Еще раз здравствуйте, — сказал я. Он взглянул на меня без очевидных признаков узнавания. — Все в порядке?

Кокерилл уже почти обошел весь двор. Огляделся растерянно.

— Странное