Фантом Я - Ольга Устинова

Внутри Храма, в нишах, под мигающими лампами из розового масла, обитали статуи богов и богинь любви планеты Земля. Их пьедесталы были окружены вазами с различными видами афродизиаков: от розы и мирта, до жасмина.

Волшебная кухня любви произрастала в нишах Храма, ударяя в легкие посетителей волнами вожделения.

Лампы отбрасывали мечущиеся тени на мозаичный пол храма, стремясь в беге и волнении к центру его — красе красот, белоснежной мраморной статуе богини Венеры, работы бесподобного Праксителя. Вставленные в веки два аметиста обвораживали пристальным взглядом молящихся о чуде любви и плодоношении.

Простой белый пеплос спадал с плечей, открывая совершенные их линии и грудь, казалось, дышащую и взывающую к внутренним страстям, спрятанным за оробевшими лицами поклоняющихся и пришедших за счастьем.

Когда верховная жрица Александра вошла в Храм, младшие жрицы были уже готовы к утреннему ритуалу вокруг статуи несравненной богини любви. Затянутые в дамасский шелк — каждая как в коже змеи — они окружили статую и алтарь, готовые к священному танцу.

Александра присела к арфе и вызвала печальный звук струны.

Жрицы как будто вздрогнули и начали раскачиваться кобрами каждая на своем месте. Потом зазвучали слова заклинания, распеваемые ими хором под звуки арфы.

Афродита, Афродита,

Дай нам молодость

Дай нам красу

Дай любовь и поклонение Дай восторг

И наслаждение Все навечно

Навсегда.

Все навечно навсегда.

Так они пели, двигаясь вокруг могущественного божества и центрального алтаря. Они обвивали хороводом святилище богини, они забывались в танце, как забываются в оргазме. Об одной любви пели их тела. Вечной и первозданной.

Музыка их тел была изначальным зовом природы, несокрушимым как инстинкт. Они вибрировали на частоте богини, передаваемой им словно ожившей статуей, льющей на них свет любви из зеленых глаз. Гармония их со статуей была полной.

Экстаз, в котором они находились, самозабвение, продолжались пока они не упали, обессиленные, на мозаичный пол Храма в конечном изнеможении, каждая все еще шепча слова заклинания: «Афродайти, Афродайти, дай нам юность и красу….»

В то утро центурион преторианской гвардии Григорий Моранди, командир когорты римской армии в Афинах, получил через посыльного вызов к архонту (протектору) города Афин — Синцилию Саймаку.

Накануне Синцилию было доставлено письмо из Константинополя, из канцелярии императора Феодосия.

Великий Феодосий, на склоне лет, принял христианство. На последнем христианском соборе был подписан указ о закрытии языческих храмов.

Гроза расправы пронеслась над империей. Христианство алкало возмездия. Алыми кровавыми грибами в небо взвились пожары, и земля издавала вибрации стона от падения на нее растаскиваемых толпой колонн и статуй бывших великолепных олимпийцев.

Дым ел выкрашенные лазурные глаза богов, одевал их в плащи из гари и копоти. Их в ярости сдергивали с постаментов и хохотали над их разлетающимися в разные стороны мраморными головами, руками и ногами.

Григорий прошел возбужденными улицами Афин, где солнце, огненным крестом сквозь тучу, осеняло пепелища.

Архонт встретил Григория с выражением зубной боли на лице. Пожары и грабежи храмов ему не нравились. Архонт уважал олимпийцев и боялся нового бога. Грандиозность Его победы над Империей пугала архонта. Великая смута умов затопила Грецию, Константинополь и Рим.

Архонт многим был обязан жрице Александре. Его жена была на целых двадцать лет моложе его. Когда они поженились, юная Орфелия не испытывала к сексу с ним ничего кроме отвращения. Уязвленный архонт привел ее в храм богини Венеры, и там Александра, с помощью таинственных ритуалов, зажгла в Орфелии священный огонь желания. Кто будет теперь поддерживать его в Орфелии? Кто будет готовить для нее привораживающие зелья, натирать ее возбуждающими маслами, приготавливать курения для их спальни?

— Послушай, Григорий, — сказал Архонт с выражением театральной трагической маски. — Я даю тебе деликатное поручение. Возьми этот свиток с приказом о закрытии храма Венеры-Афродиты и вручи его верховной жрице храма, Александре. Через неделю храм должен быть очищен от присутствия жриц, статуй и афродизиаков. Отныне Храм будет перестроен в христианскую базилику. Возьми этот приказ, Григорий, верный солдат христианского императора, но не будь бессердечен. Твое поручение требует деликатности.

Григорий был солдатом и христианином. Он не удивился заданию. Его поразило лишь страдание Архонта.

Жрица Александра вышла к преторианцу Григорию и сопровождающему его со свитком ликтору, через портик храма на мраморную лестницу, где она застыла как статуя, а он оставался стоять перед ней на три ступеньки ниже, как поклоняющийся.

Первый же взгляд на нее вернулся к нему током высокого напряжения, парализовавший его. Перед ним стояло воплощение богини любви Афродиты-Венеры. Ее фигура, словно вырезанная из пирамидального тополя, туго затянутая в зеленый шелк, сверкающий на солнце, тянулась к небу, к родной планете.

Ее завернутая вкруг головы изящным образом шапочка увенчивалась изображением сердца, спускающегося уголком к середине высокого лба и носящее в своих желудочках по огромному изумруду, не превосходящих в своем сиянии только ее огромные бирюзовые очи газели, разместившиеся на ее фарфоровом с румянцем личике как два магнита, гипнотизирующие и притягивающие как песня сирены — на погибель не устоявшему.

Григорий был уничтожен. Герой-боец, кроваво защищавший мощь Римской Империи, не имел мощи дать приказание земному воплощению богини. Он ощутил себя ничтожным и бессильным. Онемевший ликтор никак не поддерживал его. Григорий не влюбился. Григорий был слишком потрясен явлением внеземного, чтобы отреагировать по-человечески. Шок и желание преклонить колени были его реакцией.

Ликтор, не смея приблизиться, в растерянности передал свиток Григорию. Григорий медленно преодолел пространство в несколько ступеней, как преодолевают во сне границу между земным планом и астральным. Он протянул свиток ей.

Она развернула свиток, сломав печать архонта, повернулась и удалилась в храм, не сказав ни слова. Потрясенный Григорий, не зная что делать, совершил для нее единственное что мог — предоставил ей время. Он только сказал ей, уплывающей, в спину: «Я вернусь, богоподобная. Я вернусь». Затем он бросил ликтору короткое: «Пошли», и они растворились в шуме и хаосе взбудораженных Афин..

После визита центуриона, Александра вернулась в Храм. Ее окружили юные жрицы трепещущей стайкой встревоженных зеленых птиц.

Александра рассказала им о случившемся и грозящем. Храм услышал рыдание молодости. Александра сказала мягко, обнимая то одну, то другую за плечи: «Мы будем бороться. Еще не все потеряно».

Ободрив рыдающих девушек в зеленых хитонах, Александра устроилась в носилках и отправилась домой.

Разговор с центурионом оставил кровавую рану в сердце жрицы. Ее очарованный богиней разум фиксировал в символах и картинках все, через что она шла, все что испытывала, все, о чем думала.

Поток темной крови