С четырех сторон - Шрикришна Аланахалли

Она увидела мать Ранги, направляющуюся к избирательному участку во главе целой группы женщин. Там, конечно, была и мать Палуни, а в хвосте плелась Тентейи, дочка Джоги Прадхана. Тентейи чуть отстала от других и шепнула матери Пеми:

— Поющая Машина. За ту партию будут голосовать.

Тентейи сразу прибавила шагу, а мать Пеми впилась в руку Гадеи так, что он дернулся от боли и стал растирать следы ее ногтей.

Они уже приближались к школе. Толпа становилась все плотнее, в нее вливались люди, шедшие с разных концов деревни, из других деревень.

Мать Пеми оттащила Гадеи в сторонку.

— Ну, теперь я знаю, за кого они голосуют, — тихо сказала она.

Гадеи промолчал.

— За ту партию.

Кого она имела в виду, Гадеи понимал, а о какой партии шла речь, понятия не имел, но и уточнять не хотел.

— Раз они так решили, — неопределенно пробормотал он. — Каждый может голосовать, за кого пожелает.

Мать Пеми подумала: Гадеи по обыкновению хитрит, но это ее не остановило.

— Как ты не понимаешь, — жарко зашептала она. — Если они — за эту партию, так мы должны голосовать за другую. Будем тогда голосовать за ту, что в квартале заклинателей змей. Я давно наблюдаю за ее людьми, это самая достойная партия. Ничего, что у нее джипа нет. Зато там все — молодые люди, обходительные, не зазнайки, с деревенскими жителями разговаривают хорошо. Сразу видно, городские, образованные молодые люди из приличных семей. Не выскочки какие-нибудь. Ты и сам, наверно, видел: они как приехали, так сразу пошли по домам, сидели на верандах, прямо на полу, ели простую рисовую похлебку, как все мы, когда ничего другого нет. И все время они вели себя так. Это о чем говорит? Да о том, что мы, крестьяне, им как родные, как их собственная семья. Нет у них Поющей Машины — и не надо. Они все сами хорошо играют и поют. Даже лучше, чем другие партии. Они играют на простых инструментах: на кхандмани, на дудуки, на кендера. А на простых глиняных горшках как играют! Перевернут их кверху дном — и так отлично барабанят! А песни? Ты слышал, как они высмеивают остальные партии? Так насмешничают, так насмешничают, и все под музыку. И слова такие смешные! Нет, эта партия лучше всех! Ну, значит, все. Решено. Пошли голосовать.

— С ума сошла! — возмутился Гадеи. — Просто с ума сошла! Да что ты знаешь про этих твоих молодых людей? Шпана городская, бродяги! Я и говорить про них не хочу! Будем голосовать за партию, которая под пипалом. Она самая лучшая. И брат велел тебе за нее голосовать. Смотри-ка! Кемпа тащится! Тоже право голоса имеет. Эй, Кемпа!

Человек, которого окликнул Гадеи, быстро и ловко ковылял к избирательному участку. Его правая нога — заметно короче левой — была выгнута, как лук; иссохшие руки, странно вывернутые в локтях, болтались, напоминая крылья диковинной птицы; голова на тонкой шее клонилась все время вправо.

Он не то чтобы шел, а продвигался подскоками — правую ногу вынесет вперед, потом к ней рывком подтянет негнущуюся левую, на которую он перед тем опирался, как на протез.

В деревне все звали его Кемпа — Хромой, а как его звать по-настоящему, никто не помнил, поскольку уродом он был от рождения. Работать Кемпа не мог, жил на заработки жены, торговавшей солью и растительным маслом.

Кемпа ковылял к школе со всей скоростью, на какую были способны его бедные ноги, и не подавал вида, будто слышал, как его окликают.

— Эй, Кемпа! — не унимался Гадеи. — Ты что это, бегать научился? Постой, Кемпа! Послушай.

Кемпа остановился и повернул к ним лицо, перекошенное от ярости.

— Кемпа, Кемпа, — завизжал он, брызгая слюной. — Зовешь из-за спины, когда человек по делу идет! Не знаешь будто: сзади звать — человеку пути не будет? Нарочно мне все портишь? Ты кто такой и кем тебе Кемпа приходится, что ты его изводить можешь, а? Я тебе слуга? Живу твоими объедками, что ли?

— Да ты что, Кемпа? Чего разорался вдруг?

— Разорался вдруг! — передразнил его Кемпа. — Еще делаешь вид, будто не понял, как напортил мне! Со спины окликнул, пути мне теперь не будет! Я тебя спрашиваю: ты почему мне зла хочешь?

— Угомонись, Кемпа, — вмешался Рагху Барик из соседней деревни. — Разве так разговаривают с уважаемыми людьми из старинного рода? Ты, видать, совсем спятил. Не знаешь, что ли, — перед тобой заминдар, его отец всей этой деревней владел. А ты, дурак, посреди улицы орешь на него! Вот дурень! Да что он сделал тебе? Позвал, и только. Чего ты расшумелся-то?

Кемпа выбросил вперед укороченную ногу и пнул Барика.

— Ты меня хозяевами не пугай! Я человек свободный. Может, он тебе хозяин, так иди лижи ему пятки и радуйся. А меня не трогай, я с тобой дела иметь не желаю!

Этого Рагху Барик не мог стерпеть. Все знали: на калеку иногда находит, и он начинает задирать кого попало. Все это знали и не обращали внимания на выходки Кемпы, но Рагху Барик вышел из себя.

— Если ты человеческого языка не понимаешь, — зарычал он, — я с тобой по-другому поговорю!

Кемпа визжал как резаный.

— Да кто тебя боится, петуха ободранного! Ты что глаза выкатил, думаешь, страшно? Не боюсь я тебя, не боюсь, можешь ты это понять своими мозгами зажирелыми? Мы в свободной стране живем, тут никто никому не хозяин! У раджи право голоса — и у батрака тоже! У Неру право голоса — и у меня!

— Вон оно что!

Рагху Барик забыл от ярости, что перед ним калека, и лупил Кемпу всерьез.

— Вот тебе право голоса! И у меня право голоса есть! Вот тебе еще! И еще! Получай!

Кемпа валялся в пыли и вопил на всю деревню.

Никому не известная женщина, которая вообще не видела, что происходило, заломила руки и громко запричитала:

— Убили! Убили! Человека убили! Господи помилуй, что мне теперь делать! Куда я теперь денусь!

Куда ей деваться, женщина, видимо, знала, поскольку не переставала продвигаться к избирательному участку. Но ее истошные вопли привлекли внимание блюстителей порядка — двое полицейских в хаки и алых тюрбанах бежали к месту происшествия, занеся высоко над головами бамбуковые палки, готовые действовать. Полиция явно решила, что и ей наконец нашлось дело. Толпа расступилась, а стайка женщин, струсив, бросилась в боковую улочку.

Это создало новую ситуацию: представители всех трех партий, соперничающих на выборах, накинулись на полицию, обвиняя ее в запугивании избирателей.

— Мы серьезнейшим образом обращаем ваше внимание на недопустимость действий такого рода! Демонстрация силы вызвала