Человек с одинаковыми зубами - Филип Киндред Дик

– Верно, – согласился Рансибл.

– Тогда до встречи. Рад с вами познакомиться. Когда вы приедете, мы поговорим поподробнее. Для начала я хочу уговорить вас разрешить мне попытаться восстановить череп и неповрежденный скелет в первозданном виде. Но у меня есть предчувствие, что получить разрешение будет непросто.

Прежде чем Рансибл успел что-либо сказать, Шарп повесил трубку.

Одевшись, он вернулся к телефону. Джанет еще лежала в постели и даже не проснулась. Он набрал номер телефонной станции и попросил «Кроникл».

Вскоре он уже разговаривал с кем-то из газеты.

– Слушайте, – сказал он, назвавшись, – вы опубликовали кучу юмористических статей обо мне, поднимая тиражи. И это все прекрасно. Но теперь я хочу, чтобы вы поработали. Позвоните в Калифорнийский университет, на кафедру антропологии, и возьмите интервью у профессора по имени Дадли Шарп. Или даже отправьте туда репортера.

Человек из газеты поинтересовался зачем.

– Всякие тесты – он сможет рассказать вам о них, а я нет, я-то не ученый, – помогли ему установить кое-что, помимо сомнительной идеи о том, что мои находки – подделки. Мистификации. Хоть это и помогло вам продать кучу экземпляров.

Газета согласилась продолжить расследование, и Рансибл повесил трубку с чувством глубокого удовлетворения.

Он съел завтрак с большим удовольствием, чем за последние несколько месяцев.

15

Уолтер Домброзио точил долото в мастерской, когда поднял глаза и увидел Майкла Уортона, стоящего в дверях. С ним был еще один человек, высокий, в очках с темной оправой и с короткой стрижкой, очень молодой, дружелюбно улыбающийся.

– Мы постучались, – сказал молодой человек, – но никто не услышал, поэтому мы вошли. Мистер Уортон думал, что ваша жена дома, но потом вспомнил, что она в городе на работе.

– Это Дадли Шарп из Калифорнийского университета, – сказал Уортон.

У Домброзио заколотилось сердце. Он очень осторожно пожал руку Шарпу.

– Простите, я был занят.

– Он хочет узнать, где вы взяли череп и элементы скелета, – пояснил Уортон.

– Да, – Шарп продолжал улыбаться, держа Домброзио за руку, – все совершенно неформально, конечно. Я могу заверить вас, что вы не подвергнете себя никакой опасности, рассказав мне все. Я здесь как частное лицо, как и мистер Уортон, который, как я понимаю, преподает в местной школе.

– О каком черепе вы говорите? – спросил Домброзио. Но он знал, что им все известно.

Уолтер, естественно, все это продумал. Он был напуган, но, в конце концов, он ждал этого разговора и придумал, что будет делать и говорить.

– Кости, которые вы подбросили на участок Рансибла, – пояснил Уортон.

Лицо его было напряженным, он говорил отрывисто, как будто хотел произнести как можно меньше слов. Домброзио было очевидно, что учитель пришел сюда против своего желания и хотел бы уйти – не зря он стоял у двери. Все это было ему неприятно. Это Шарп заставил его прийти сюда.

– В чем дело, Уортон? – сказал Домброзио, злясь на этого человека. – Если вам здесь не нравится, уходите.

Сверкнув глазами, Шарп сказал:

– Это я убедил мистера Уортона прийти. Давайте обсудим все между нами и не будем его вмешивать. Так будет справедливее. Скажите мне, где вы взяли черепа, и на этом все закончится. Мы не будем развивать эту тему. Нам неважно, что вы сделали и зачем, это нас не касается.

После споров и борьбы ему удалось выгнать их обоих из дома. Они вели себя как коммивояжеры, пытаясь удержать свои позиции и отступая шаг за шагом. Шарп быстро и непрерывно говорил приятным голосом, но все же Домброзио наконец закрыл входную дверь и запер ее.

Все еще дрожа, он рухнул на диван в гостиной.

Все стало известно. Что теперь? Есть ли способ, которым можно ему навредить? Нарушил ли он какой-то закон? Ввел полицию в заблуждение? Но он же ничего не говорил, он просто закопал мусор сначала у себя на участке, а потом на участке Рансибла. Незаконное проникновение?

Самым серьезным казались оригинальные кости. Тут они могли его подловить. Если бы сумели узнать, где он их взял. А их интересовало именно это.

«Я должен все отрицать, – решил он. – Неважно, что произойдет. Одно дело – обвинения. В конце концов, я действительно мог это сделать, у меня есть нужные навыки и инструменты. И я живу в этом районе. Но это само по себе не доказывает, что именно я это сделал. Никто, кто не любит Рансибла, им не поверит, они встанут на мою сторону. Так что, ей-богу, я буду отрицать это до самой смерти. Даже если Тиммонс и Джек Вепп скажут, что это сделал я».

Вдруг ему пришла в голову блестящая идея. «Я скажу, что решил создать подделку после того, как он нашел череп, – решил он. – Я решил сделать дополнительный череп и скелеты, потому что он их нашел, сделать и закопать у себя, но я передумал и бросил это дело.

Вещицы, над которыми я работал в Донки-холле, не имеют никакого отношения к тому, что нашел Рансибл.

Никто не сможет доказать, что кости, которые я обработал, те же самые, которые откопал Рансибл. Пусть только попробуют».

Пусть приходят сюда и угрожают чем угодно, сказал он себе. Как сегодня. Черт с ними. Вернувшись в мастерскую, он снова принялся затачивать долото, ощущая мрачную могущественную уверенность. Уверенность, которую, как он знал, ничто не сможет сломить. В каком-то глубинном смысле он был в безопасности.

Но затем, мгновение спустя, он подумал: им нужно только рассмотреть возможные варианты. Есть только одно место, где я мог бы найти череп. Если они задумаются, то сразу поймут это, а если они пойдут туда и примутся копать, то сразу убедятся, что правы.

А еще Джек Вепп может им сказать, потому что он был с нами; они приехали на его джипе, взяв его карту, лопаты и бензиновую лампу. «Господи, – подумал он уныло, – я знаю, что грабить могилы запрещено законом». Даже те старые заброшенные могилы, о которых никто не знает, с деревянными крестами, к которым никто не приносит цветов и где никто не стрижет траву, так что все приходит в запустение. Уортон должен знать об этом, он знает все старые сооружения в этом районе. Хуже того, он может даже знать, кто там похоронен, и может связаться с потомками. Хотя нет, этого даже Уортон не может. Могилы были слишком старыми, совсем заброшенными. Там не хоронили никого уже шестьдесят лет. Самая последняя дата, которую они с Веппом разглядели на грубых деревянных надгробиях – на старых досках