Бесконечное землетрясение - Эван Дара

— Эй, поосторожнее в своих опорках, — говорит лежащий после того, как пыль оседает. — Я тут работаю.

Это молодая женщина с чистым пронзительным голосом. Спокойно растянулась на животе. Ей около двадцати четырех, она в полной защитной экипировке, когда-то беловатой, но теперь скорее коричневой, густо замызганной. Вокруг шеи завязан обрывок платка в красную полоску, волосы рыжеватокаштановые.

Молодая женщина перекатывается на спину, смотрит на него. Лежит так, бесстрашная, открытая. Даже по местным представлениям лицо у нее невообразимо грязное.

Она вынимает каппу.

— Помочь чем? — говорит она, потом сует каппу назад.

Он не знает, что делать.

Она снова вынимает каппу.

— Ладно, — говорит она. — И на том спасибо. — Она снова вставляет каппу, перекатывается на живот.

Но потом она садится, разворачивается к нему. Подтягивает колени, прыгает на земле, словно скачет на лошади галопом.

Он смотрит на нее, пытается уразуметь. Он вынимает каппу и говорит:

— Что. — Но зубы начинают стучать, как молотки, и он ставит резиновую штуку на место.

Каппа вынута.

— Да, — говорит молодая женщина. — Это навык, которому надо научиться. — Она поливает каппу водой из круглой фляги. К ней прилипли частицы грязи с ее пальцев. Каппа во рту.

ВИЖУ, — говорит он.

Молодая женщина ничуть не выглядит травмированной. И кажется приветливой.

ДЕЛАЕШЬ ЧТО? — говорит он.

— Ты еще и глухой? — говорит она. — Работаю.

ММ, — говорит он.

— Все? — говорит она и смотрит прямо на него. — И никакого любопытства?

Он распахивает глаза.

ДА, — говорит он. — ЛЮБОПЫТСТВО.

— Ладно, — говорит молодая женщина. Она разворачивается, вытягивается, опускает нос всего на несколько сантиметров над землей. Как будто собирается поцеловать ее. — Я делом занята, — говорит она. — Земля здесь самовспахивающаяся.

Он смотрит на ее делянку земли. Видит маленькие бороздки, бегущие вдоль большей ее части.

— Ну, теперь-то ты видишь: я занимаюсь посадками, — говорит она. — Лук и горох, прямо как Мендель. В кармане у меня семена. — Она хлопает себя по боку.

ИНТЕРЕС, — говорит он.

— Да, — говорит молодая женщина. — Оказывается, в определенных местах на острове почва вроде как раскалывается небольшими гребнями. Просто расступается сама по себе. Это идеально для выращивания растений. И я разработала технику, как найти такие, типа, места. — Молодая женщина стучит себя по лбу. — Это будет большая экономия, — говорит она. — Найди достаточно таких мест, и накормишь весь остров, задешево. Или еще дешевле.

УХ ТЫ.

— Ну, ты понял, — говорит молодая женщина. — А здесь почва прямо расползается и елозит.

Он осматривает анклав. Тот кажется совершенно обычным куском земли.

КАК, — говорит он. — ИДЕЯ?

— Дело было так, — говорит молодая женщина, — однажды в городе я била баклуши — как обычно, — наблюдая, как люди хлопаются на землю. Но потом я вроде как начала замечать разный характер их падений. Одни плюхались вот так, другие летели кувырком вот эдак. Ну, и это навело меня на мысль.

УХ ТЫ.

— Да, — говорит молодая женщина. — Так что нужно просто найти правильные земные линии и экстраполировать на формы поверхности. Потом довольно легко вычислить коэффициент аэрации почв.

ММ.

— А если это связать с геотермическим распределением, только подумай, как тут можно развернуться.

Он и думает.

НО…

— Понимаю, — говорит молодая женщина. — Нам здесь не особенно нужно усиление жары. Но, может быть, мы наладим экспорт. Ну, в какую-нибудь воображаемую вселенную. — Она шатается, раскачивается. Момент перехода в Q2.

Он чувствует образующуюся борозду. После паузы: ХВАТИТ? ЗЕМЛИ?

— Хороший вопрос, — говорит молодая женщина. — Вероятно, нет. Я, вероятно, не смогу найти достаточно акров для этого самовспахивания, чтобы добиться ощутимых результатов. И, полагаю, можно заменить «вероятно» на «определенно». — Она кивает. — Но это, конечно, не повод останавливаться. — Молодая женщина пристально смотрит на него. — Слушай, — говорит она, — можно тебя попросить, ну, не распространяться о том, что ты тут видел? Наверняка кто-то еще этим занимается — или скоро займется. Нужно сохранять конкурентное преимущество! — Его собеседница улыбается.

Он кивает.

— Хорошо, — говорит она и снова наводит на него взгляд. — Ладно. За работу. — Она с чмоканьем вставляет каппу, отворачивается. Растягивается на земле. Опять начинает высеивать семена, внимательно разглядывает их.

Он смотрит на молодую женщину, всецело отдавшуюся землеизучению. Хочет увидеть больше. Встает на колено, поднимается, снова опускается на калено, твердо, как колонны, уперев руки в зыбкую землю. Наблюдает за приготовлениями молодой женщины. Крошечные охристые семена вибрируют, покачиваются на движущейся земле. Дрожа, проваливаются в сами собой раскрывающиеся трещины. Исчезают в коричневом обволакивающем суглинке. Он говорит себе, это тщетно. Он говорит себе, это красиво.

Уходя, он ступает на ту же задушенную бурьяном дорогу, что привела его сюда. Вскоре получает подтверждение. Менее чем через десять минут пути он приходит к остаткам стены, возле которой спал предыдущей ночью. Пунктир из тяжелых камней не разделяет ничего и ничего не защищает. Это место он называл домом. Возле одного из камней он видит приметы своей стоянки. Следы шагов в мягкой траве. Яйцевидная вмятина, смутно напоминающая воронку от взрыва. Он ищет другие отметины, ничего не находит. Это его прежняя жизнь. До свидания ей.

Он снимает рюкзак, сразу же чувствует себя потерянным. Еще стоит день. Три, четыре часа до сна. Он пулей бросается вперед, ощущая нечто очень похожее на панику. Утрамбовывает землю, ходит по кругу, встает, идет по тому же кругу. Наконец садится.

Он уже знает, что делать. Впервые за многие месяцы он не изнурен и не понуждаем первоочередными потребностями. Ему не нужно тяжело трудиться, готовиться, защищаться, не нужно… Завтра он начинает работать. По этой причине выбор надо сделать сейчас. Под солнечным сплетением скрежещет, трепещет, он ощущает странный страх. Роскошь всегда вызывала у него тревогу.

Но он не пойдет на более поздние выступления Пласидо. Это было бы дурным тоном. Показать ему, какой он есть. Может быть, на других сегодняшних представлениях Пласидо будет искать его. Удивляться, куда это он подевался. Волноваться, что он не вернется.

Лучше увидеть Пласидо завтра, в четверть двенадцатого. Не в половину.

Он решает вздремнуть. Отдохнуть при свете дня. Эта ранее невообразимая вещь теперь возможна.

Он шарит в рюкзаке, расстилает брезент, два слоя нижних одеял. Изобретает подушку из других тряпок. Садится, напоследок перекусывает плантанами и лесными орехами, ложится. Вертит плечами, позволяет напряжению вытечь из области поясницы, бедер. Выдыхает поверх толчкообразного земного ритма, проходящего сквозь него.

Он трясет левой рукой, поворачивает ее бледной стороной вверх, расстегивает часы. Касается ими места чуть ниже виска. Когда-то там была здоровая плоть. Он чувствует проворное тиканье секундной стрелки, массаж осенней паутинки. Но часы разговаривают с ним иначе. Намекают теперь на потом. Остров доставил его в нескончаемое