В начале было Слово – в конце будет Цифра - Маргарита Симоновна Симоньян

– Если вы не прекратите немедленно, вы будете депортированы в Автономию Демократии! – объявит ИЯ. – Кто позволил воскрешать этих троих?

– А как я мог их не воскресить? Я же давал клятву Демократа.

– Демократия запрещена Демократией!

– А-а-а, да? Это я был не в курсе. Это такое дело, хрен даже кто догадался бы до такого! «Демократия запрещена Демократией». Ишь ты! – плотник продолжит тянуть резину.

ИЯ поймет, что он просто издевается, и яростно захрипит:

– Все ваши баллы аннулированы! Орден святой свиньи конфискован!

– Это еще за что? – притворно возмутится плотник, продолжая выторговывать время.

– За долото! – ответно съязвит ИЯ.

Плотник быстро выудит из аквариума поросший каким-то мхом пластиковый градусник. Вглядится в него. С градусником все будет в полном порядке. Плотник положит его обратно, и, если бы лещу до чего-нибудь было дело, он заметил бы, что лицо хозяина омрачено небывалым недоумением.

Терпение ИЯ на этом иссякнет.

– Приступайте к депортации!

В коридоре раздастся глухое шипение гюрз. Но плотник их, кажется, даже не услышит. Углубленный в свое недоумение, он громко крикнет:

– Мадонна!

Мгновенно в проеме двери из подсобки появится женщина, немолодая, одетая во что-то закрытое, длинное, черное, с тонким лицом в красноречивых морщинах – по морщинам всегда можно определить, каким был человек и какую прожил невечную жизнь: был ли он лицемер, лгун или же бесталанный артист и поэтому без конца морщил лоб, был ли он молчалив и сердит и поэтому между бровями легли две глубокие складки, был он презрителен и недоволен, и поэтому вертикальные борозды возле рта тянут вниз его вялые губы. Морщины Мадонны расскажут о том, что она прожила жизнь, полную скорби и доброты.

– Что ты наделал, почему сигнализация? – встревоженно спросит Мадонна.

– Дай еще наноплазмы! – крикнет плотник, изо всех сил отжимая лоскут плащаницы.

Дверь в коридор распахнется, и в ней закачается широкая голова двухметровой гюрзы с острой чешуей и страшными вертикальными зрачками, парализующими человеческую волю.

– Они выслали дрессированных змей! – воскликнет Мадонна и подбежит к аквариуму. – Что у тебя там?

И тут Мадонна увидит лоскут. Сразу узнает его и сразу поймет. Побледнеет и едва удержится на ногах. Сделав глубокий вдох, тихо возьмет плотника за руку.

– Оставь.

– Как оставь? Тащи наноплазму! – всполошится плотник, увидев змею.

– Там нет Его ДНК, – тихо скажет Мадонна и возьмет из руки плотника мокрый лоскут. – Это просто лоскут. Просто лоскут Его плащаницы.

– Как же нет, если это Его плащаница? На ней его кровь! Любой человек оставляет следы ДНК!

– Вот именно. Любой человек. А он – не человек. Он, – Мадонна одной рукой прикроет рот, другой покажет пальцем куда-то вверх и прошепчет: – Он – Бог.

Дрессированные гюрзы, шипя, уже обовьют ее голени. Когда их с плотником потащат по лужам монастыря навстречу депортации в Автономию, Мадонна будет молчать. Она так же будет молчать, когда их выбросят на галеры поверх зловонного вороха ламинарии. И когда их вышвырнут на манхэттенской свалке, Мадонна все так же молча прижмет к груди лоскут, на котором хоть и не будет следов Его ДНК, но все-таки этот лоскут когда-то прикасался к телу Спасителя, Сына Божьего.

Ее Сына.

25

«Это здоровая и счастливая свинья, которая стоит уже два месяца и отлично работает», – сообщил Илон Маск.

РБК, 2020 год

Монтажный дюбель вопьется в покрытие стоп Альфа Омеги, разорвет эпидермис, хлынет алая человеческая кровь, которая, как нашатырный спирт, сразу вернет Иуду обратно, вырвав его из золотистого марева пьянящих волос Магдалины, по сравнению с которой даже гречаночка, учившая его драматургии – просто нечесаная горгона.

– Зрелище номер два! – прорычит Иуда и занесет пистолет над правой рукой Альфа Омеги.

– Э! Э! Чипы не трожь! – вдруг вмешается ИЯ. – Это госсобственность!

– ИЯ! Ты здесь! – закричит Петр.

– Что значит, здесь? Я – везде!

– Сделай же что-нибудь! Его же распнут сейчас! – захрипит Петр, даже не заметивший, как его снова скрутили бандиты.

– Таки это был его выбор, – справедливо отметит ИЯ. – А вмешательство в выборы запрещено Демократией.

Чтобы не портить чипы, как того потребовало ИЯ, Иуда, так уж и быть, привяжет руки Альфа Омеги к смоковничьей перекладине целлофановыми веревками. Альфа Омега зажмурит глаза, стиснет упрямые челюсти, и куда-то исчезнет беззаботная ямочка на его подбородке. Из перебитых ног кровь заструится на шри-ланкийский газон. Шайка ринется поднимать крест с распятым и устанавливать его как положено.

Иуда отойдет, чтобы в полный рост насладиться драматургией момента, как отходит от полотна художник на пленэре, и недовольно скривится: римские солдаты управлялись с крестом торжественнее и ловчее, чем эта шайка.

А ведь мог бы вспомнить Иуда, что чрезмерное увлечение драматургией до добра не доводит, и его, в частности, довело до осины, но ничего он не вспомнит, поглощенный моментом, – и, разумеется, зря.

Ни сам он, ни неловкие и неторжественные бандиты не заметят, как, увидев своего создателя на кресте, встанут дыбом драгоценные перья вымершей птицы гуйя, и ощерятся кадупулы, и вокруг раздастся клекот, рокот и рык синтезированных Альфа Омегой животных, а нежный газон загудит напряжением сотен когтистых лап.

Почувствовав запах крови создателя, раненая львица будто прозреет всеми своими четырьмя глазищами, тряхнет огненной гривой – и бандитов накроют полчища искр. Львица высадит кудрявого львенка на ошметки газона, выгнется, прижмется к земле и, рванув к кресту, одним шлепком отбросит Иуду на гладь белоснежного озера. Львенок, повторяя за мамой, тоже шлепнет лапой кого-то из налетевших бандитов. Белуха сделает сальто, и – не успеют остальные бандиты даже дернуться – Иуда исчезнет в ее страшной пасти, как ветхозаветный пророк Иона, единственный пророк, попытавшийся сдуру «убежать от Бога», но Бог прощает своим пророкам и не такие выходки.

Двустволая смоковница разродится пулеметными очередями из всех своих косточковых, к которым с энтузиазмом примкнут и семечковые. К ужасу Альфа Омеги, волнительные попугайчики примутся сквернословить – да так, что у нескольких прокаженных тут же окончательно завянут уши.

– Не мир я принес, но меч! Поищи его в рюкзаке! – крикнет Альфа Омега Петру, превозмогая невыносимую боль.

– О-о-о, какой олдскул! – возопит Петр, вынимая из рюкзака рукоять светового меча, забытого Люком Скайуокером в «Геленджике», который осьминог Анжела отдала Альфа Омеге, когда он искал Машеньку.

С криком: «Р-р-рота, за мной!» – Петр врубится в самое пекло. Рота австралопитеков выломает из грота коралловые рогатины и попрет за Петром клиновидной свиньей[15], – впрочем, сама свинья решит, что участвовать в этой неэстетичной сутолоке ей не комильфо, – и надменно испортит воздух, всем своим видом показывая, что она не за