Аристотель и Данте Погружаются в Воды Мира - Бенджамин Алире Саэнц

ответственности. Шейла заняла место Кассандры как девочка, которую я любил ненавидеть. Она однажды дала мне пощёчину в восьмом классе, и у меня всегда было ощущение, что она выжидает очередной возможности.

— Дай мне передохнуть.

— Ты такая подлиза.

— Подлиза?

— Как ещё назвать того, кто всегда является на урок подготовленным?

— Ученик, — сказал я.

— Ты маленький педик.

— Это уродливое слово, которое используют уродливые люди. Я думаю, выражение моего лица говорило ей что-то, чего она не ожидала.

Она закатила глаза. Но больше ничего не сказала.

Остальные ввалились в класс, как только звонок прозвенел. Я прошёл к доске и написал, Миссис Хэндрикс повела Саммер в кабинет директора за преступление против нации. Мы должны читать следующий раздел учебника и вести себя тихо.

И, конечно же, Шейла должна была прокричать — Почему бы тебе не рассказать нам, каково это — быть образцом ответственности?

Все засмеялись.

Я развернулся и убедился в том, что она могла прочитать гнев, написанный на моём лице. — Почему бы тебе не засунуть своё отношение ко мне в унитаз и не смыть?

— «Образец» это ещё одно слово, обозначающее «педик»? Мы должны втянуть наш образец в проблему. Миссис Хэндрикс сказала ему, что если в классе будет хаос, когда она вернётся, она хрен его снова оставит за главного. Давайте устроим ад.

И один из ребят прокричал, — Шейла, завали своё ебало.

— Вы все стадо овечек.

В нашем классе была девочка-чоло[5]. Она одевалась как мальчик. Её звали Глория, и она никогда не принимала ни от кого никакого дерьма. — Если я услышу ещё хоть одно слово из твоего рта, Шейла, я выведу тебя и запихаю твой лифчик тебе в глотку. И в комнате стало по-настоящему тихо. И все просто достали свои учебники и начали читать.

Пятнадцать

Дорогой Данте

Сегодня был неприятный случай в школе. Не буду в это вникать. Но учительница, Миссис Хэндрикс, сказала, что сексуальная жизнь людей — это не шутка. Не думаю, что она говорила про гомосексуализм. Я уверен в этом. Она говорила о старой доброй гетеросексуальности.

Шейла, девочка из моего класса, назвала меня педиком. Она назвала меня так не потому что она подумала, что я гей. Она так назвала меня, потому что хотела обидеть. Как будто бы самая ужасная вещь, которой можно назвать человека — это слово педик. Вау.

Началась неделя Благодарения — и я начал размышлять, за что я благодарен. Первое, о чём я подумал это то, за что я не благодарен. Я не благодарен за свою сексуальную ориентацию. Таким образом очень странно объяснять свои прискорбные обстоятельства. Ладно, я смеюсь над собой. Я услышал эту фразу из какого-то старого фильма, который я однажды смотрел с родителями. И какой-то злой парень сказал той беспомощной молодой женщине: Возможно, я могу помочь тебе освободиться от твоих прискорбных обстоятельств. Да, я думаю, я в прискорбных обстоятельствах.

Я не рад, что я гей.

Может, это значит, что я ненавижу себя.

И мне интересно, говорил ли я тебе об этом, мне интересно, что ты думаешь об этом? Как я могу не хотеть быть геем и любить тебя одновременно? То, за что я действительно благодарен, так это ты. Как это работает? Единственное, что я знаю о сексуальности это ты. Я и ты. Это всё, что я знаю. И единственное слово, которое приходит на ум это — красиво. Данте, я не понимаю очень многого,

Но то, что я тебя люблю, я понимаю. Я не педик. И ты тоже. Я не стану весить на себя бирку с этим уродливым словом, когда то, что я чувствую к тебе так чертовски красиво.

О, ещё я хотел кое о чём тебя спросить. Как ты думаешь, я образец ответственности? Просто интересуюсь.

Шестнадцать

ДАНТЕ ПОЗВОНИЛ МНЕ ПО телефону и сделал заявление. Данте любил делать заявления. — Мы будем праздновать день Благодарения у меня.

— Да? Кто «мы»?

— Ты, твоя мама, твой папа, Кассандра и её мама.

— И как оно будет проходить?

— Моя мама занималась готовкой. Она называет это гнездовье.

— Гнездовье?

— Да, она говорит, многие женщины гнездятся, когда они беременны. У них появляется желание готовить и убираться — знаешь, как у птиц вить гнездо. Наш дом сияет от чистоты. Типа, даже моя комната теперь сияет. И из-за этого у меня мурашки по телу, когда я в ней нахожусь. Гнездование моей мамы — очень серьёзное дело. Так что она взяла на себя индейку и фарш, и пюре, и подливу, и клюкву. А мой папа испечёт хлеб. Мама Кассандры принесёт тарелки, а твоя мама испечёт пироги.

— И я ничего об этом не знаю, потому что?

— Потому что ты Ари, и ты не обращаешь ни на что внимания. Типа, даже учитывая то, что ты очень близок к тому, чтобы социализироваться —

— Очень близок к тому, чтобы социализироваться?

— Ну знаешь, ты всё ещё довольно отстранённый, Ари.

— Отстранённый? Это что, новое понятие от Данте? Ладно, неважно.

Я слышал, как он рассмеялся, когда я повесил трубку. Я не был зол. Скорее раздражён. Даже те, кого ты любишь могут тебя раздражать.

Я решил сделать свой вклад в день Благодарения. Я позвонил в цветочный магазин и сказал, что хочу заказать что-нибудь подходящее для Благодарственного ужина. — То, что хотите поставить на центр стола? — сказала леди.

— Да, — сказал я.

— Мы можем это устроить. Только вам придётся самим за ними заехать. Все доставщики перегружены другими заказами.

— Я смогу забрать. сказал я.

Так, в среду после школы, я поехал в магазин цветов и отдал деньги приятной леди, а один из её работников открыл дверь для меня — она даже держала дверцу грузовика для меня, пока я загружал цветы на сидение.

— Я бы лучше положила их на пол, — сказала она. — Так они не опрокинутся в случае резкого торможения.

Эти люди знали своё дело.

Я поехал к дому Кинтана, и я должен сказать, что гордился собой. Может быть, даже слишком гордился собой.

Я вытащил цветы из грузовика и захлопнул дверцу, ступал я очень аккуратно. Всё, о чём я мог думать это печенюшки, которые я однажды вывалял бы на полу. Я позвонил в дверной звонок и, внезапно, почувствовал себя идиотом.

Мистер Кинтана открыл дверь.

— Я вам кое-что купил. Я и не знал, что вся