Крейсер «Суворов» - Александр Ермак

Сергей понятливо кивнул и начал прибираться. Потап же, зевнув, полез по трапу на выход.

Когда смолкли удары прогар по балясинам, и Воронок остался в погребе один, то он не успокоился, как ожидал, а наоборот, пришел в ужас. Осознал вдруг, что погреб находится ниже ватерлинии, под водой. Остывшее после тренировки тело Сергея почувствовало холод, могильный холод. Он ощутил себя как будто похороненным в этом погребе. Уже похороненным. От него здесь почти ничего не зависело. Заряды, лежащие на стеллажах, могли в любую минуту взорваться по каким-то своим причинам. Если в главном посту или даже в коридоре кто-то просто нажмет на ручку, то в погреб хлынет забортная вода. И тогда его утопят как тех, ни в чем не повинных матросов на крейсере «Сенявин», которые исполняли свои обязанности в точно таком же погребе первой башни главного калибра. Воронку уже не раз рассказывали о том, что часть матросов «Сенявина» сгорела, задохнулась во время взрыва в самой башне, а еще несколько были утоплены в погребах, залитых водой – на всякий случай…

И Сергея могли здесь запросто утопить. Воронок подумал о том, что если по какой-то причине экипаж покинет корабль, то про приходящего в зарядном погребе могут запросто забыть, не предупредить, и он пойдет на дно, находясь в чреве корпуса. Корабль утонет, опустится на дно. Сергей Воронко – еще живой матрос – будет биться в железные стены погреба, в задраенный, запертый сверху водой бронелюк. Некому будет открыть, выпустить на свет божий тонущего приходящего.

Воронок вздрогнул. Потом еще раз. И еще. Его начала бить мелкая дрожь. И от холода, и от зябких мыслей. Чтобы согреться, Сергей снова взялся за ветошь, стал сгонять в одно место неизвестно откуда взявшиеся в погребе мусоринки.

Потом опять послышались удары прогар по балясинам. Хотя Воронок и не ждал ничего хорошего от возвращающегося Потапа, но все-таки обрадовался, что в погребе – холодной могиле – рядом с ним будет еще какой-то человек, пусть даже и «годок».

Потап, однако, не спустился до самого низа. Как только его голова оказалась в погребе, позвал:

– Вылазь, музыкант, пойдем с башней знакомиться…

Миновав несколько трапов, каких-то тесных помещений, они оказались в большой почти квадратной железной «комнате»-коробке, заполненной механизмами, приборами и матросами.

– Конечная остановка, – кивнул Потап, – башня.

Воронок с изумлением огляделся. Наткнулся на множество встречных взглядов. Раздались голоса:

– А это и есть новый приходящий музыкант?! Откуда ты, «мышонок»?

Сергей ответил:

– Челябинская область. Из деревни…

– Сейчас мы тебя городской жизни научим – раздалось с левой стороны. – Темный, дай ему порулить «троллейбусом»!

Толчками в спину Воронка подвели, как он понял, к левому орудию. Снова пихнули:

– Лезь туда!

Сергей шагнул за конец – «замок» – орудия. Указали:

– Крути этой ручкой колесо. Проворачивай орудие!

Он только совсем недавно выбился уже было из сил, имитируя загрузку заряда в элеватор и подачу его в перегрузку. А тут снова пришлось крутить ручку.

– Быстрей! Энергичней дергайся! – кто-то ударил по голове.

И он крутил и крутил ручку наводки, краем глаза замечая, как медленно задирается вверх ствол орудия.

Ему снова стало жарко. Он начал задыхаться, перед глазами пошли круги, замерцали звездочки. Движения Сергей стали замедляться. Наблюдающие за ним, видимо, заметили, что Воронок выдохся:

– Ладно, музыкант, хватит. Проворачивание в электрическую и без тебя обойдется… Иди сюда.

Воронок выбрался в какой-то проход между механизмами. Со всех сторон его обступили здоровенные, как на подбор, комендоры. Усатые «годки» разглядывали «мышока»:

– Да, сопля-соплей. Потап, надо его тренировать и у тебя, и здесь…

Воронок не успел ужаснуться тому, что придется напрягаться не только в погребе, но и здесь в башне, как его ударили в лицо:

– А теперь пой, сука!

И тут же за него не очень настойчиво вступился командир погреба:

– Гриф, не бей его по морде. У них это музыкальный инструмент. Разбираться потом будут. На меня все повесят…

Усатый, ударивший Воронка, успокоил Потапа:

– Да я несильно. Так, для профилактики, – ударил теперь уже в «фанеру». – Ну, раз для проворачивания не годишься, то пой, пой, Моцарт!

Сергей, восстанавливая «перебитое» дыхание, не мог сообразить:

– Что петь-то?

Кто-то больно ткнул его в спину:

– Что-что, про службу нашу пой!

– Точно, Карман, пусть про службу нашу поет. – Гриф включил громкую связь. – Але, «перегрузка»! «Центральный»! КДП!..

Посты, к которым он обратился, откликнулись:

– Але! На связи!

Гриф объявил:

– Слушайте концерт по заявкам радиослушателей. Для тех, кто в море! Исполняет, – толкнул Воронка кулаком в щеку, – известный гастролер…

Потап подсказал:

– Матрос Воронко…

Сзади снова толкнули:

– Пой, скотина!

И Сергей запел. Вспомнил песню «про службу», которую знал еще на «гражданке»:

– «Отслужил солдат службу долгую

Отслужил солдат службу трудную,

Двадцать лет служил и еще лет пять.

Генерал решил ему отпуск дать…»

Только он хотел перейти ко второму куплету, как получил сильный удар в «фанеру»:

– Какой еще на х…й солдат?! Про матросов пой!

Получив еще один удар в спину, вспомнил, что на кораблях исполняют только флотские песни. Некоторые из них – это переделанные солдатские. Так, они в экипаже маршировали под солдатскую «Только две зимы», которую переделали на «матросский лад»:

«Песнь солдатская нравится и нам

Мы в поход ее берем.

Пусть друзья простят нам, как морякам,

Что ее по-новому поем:

Через три, через три зимы,

Через три, через три весны.

Ты в кино с другими не ходи…»

И Воронок, прокашлявшись, снова запел «про службу», на ходу меняя слова:

«Отслужил матрос службу долгую,

Отслужил матрос службу трудную,

Двадцать лет служил и еще лет пять.

Генер… – споткнулся и исправился, —

Адмирал решил ему отпуск дать.

И пошел солд… матрос во родимый край,

Вся-то грудь в крестах, сам седой как лунь.

На крыльце сидит молода жена,

Двадцати годов словно и не было…»

Когда закончил петь, то весь внутренне сжался. Ждал, что его снова будут бить. Но из динамика громкой связи послышались аплодисменты:

– Браво! Браво! Бис!

Гриф хотел что-то сказать, но кто-то крикнул:

– Шуба! Комдив идет!

Стоявший сзади Карман толкнул Воронка в плечо:

– Пошел на пост! – И кивнул Потапу: – Ты это, приводи его к нам почаще. И на проворачивание, и на концерт. Хорошо поет, – ударил кулаком