Крейсер «Суворов» - Александр Ермак

Получив еще от кого-то пинка, Воронок свалился в подбашенное помещение. Оттуда его «проводили» еще ниже. В погреб, однако, возвращаться не пришлось – проворачивание закончилось. Потап отпустил его:

– Ну вот, теперь знаешь, где твой боевой пост и что на нем делать. На каждое проворачивание, по каждой тревоге, чтобы был на месте! А теперь свободен…

Получив на прощание еще один пинок, Сергей быстро пошел в кубрик. У него все болело: от ударов – лицо, грудь, спина, от проворачивания – руки, ноги, живот и особенно ладони, на которых вздулись и уже частично лопнули мозоли. На душе у Воронка было очень тяжело: теперь его били не только в своем кубрике, но и на боевом посту. Он понимал, что не одному ему достается. Горох, товарищ по экипажу, с которым они время от времени вместе перекуривали, рассказывал, что в его третьем артиллерийском дивизионе тоже бьют круглосуточно и замечал:

– А особо обидно, знаешь, то, что это «чурбанье» издевается. Даже русского языка за три года выучить не смогли, а туда же: «шарить надо, шарить». Нас на кубрик двое русских, еще один грузин и один армянин, остальные – казахо-киргизы с тадижко-узбеками. Тупые твари. Ни хрена в технике не понимают, а туда же: «шарить надо, шарить». Особенно этот Касаев из Чуйской долины злобствует, мне кажется, он каждый вечер под каким-то кайфом…

Горох был, можно сказать, местным – с Сахалина. Закончил «на гражданке» школу ДОССАФ. Должен был служить штурманом, а стал горизонтальным наводчиком зенитного орудия ВЕДИ-11. И в жару, и в холод должен находиться на шкафуте на виду у «годков» и начальства. Сергей не мог себе сказать, что лучше: продуваемая всеми ветрами верхняя палуба или холодный погреб. Но ему показалось: Горох завидует тому, что его товарища по экипажу бьют на корабле по большей части свои, русские. А Сергею было без разницы, кто бьет. Почти без разницы, потому что, ему казалось, когда бьют свои, это, наоборот, даже обиднее. Но чаще «караси» даже не замечают, кто их бьет: русские, украинцы, белорусы, грузины или киргизы. Пока молодой матрос пробирается по «низам», по верхней палубе, в каждом кубрике, на каждом заведовании все считают своим долгом отвесить ему подзатыльника, дать пинка, зуботычину. Больно получается у всех. У всех наций одинаковые кулаки.

Только Воронок зашел в кубрик, как Бес спросил с порога:

– Нашел тельник? – как будто он не знал, что Сергей возвращается с проворачивания.

– Нет еще.

Тут же последовало два удара в «фанеру»:

– Короче! Я что, до ДМБ ждать буду?

И еще удар. И еще. И еще…

Потом Бес кивнул на повязку, валяющуюся на рундуках:

– Ты опять дневальный. Привыкай. Это тебе… наряд вне очереди…

– Гы! – заржали «годки».

Воронок только вздохнул. «Усатым» хорошо: спишь, бездельничаешь, куришь, развлекаешься. Натянул повязку на руку и встал к двери. Из угла крикнул Вильнюс:

– Дневальный, тащи станок еб…льный!

Сергей разносил воду, бегал за спичками и куревом. Те сигареты, что дал ему земляк Соломон, быстро закончились. Так что пришлось «стрелять» у знакомых «карасей». Воронок очень надеялся, что скоро откроется корабельная лавка и можно будет прикупить «Шипки» или «Примы». На сигареты с фильтром у «карасей» денег не было, так что «годки» обычно и не требовали «Стюардессу» или «Вегу».

Во время приборки скучающие «усатые» устроили учения «Океан-82». Кубрик заполнили из огнетушителя по самые крышки рундуков. Сергей, Корыто, Удод, Кузьма и Бадик упарились стягивать белую невесомую пену в обрез и выносить ее в гальюн.

После «учений» «годки», не зная чем себя еще занять, начали просто придираться к Воронку:

– Дневальный, почему у тебя гюйс неглаженный?

И удар в челюсть.

– Дневальный, почему плохо выбрит?

И пощечина.

Его командир отделения после очередного удара только смеялся:

– Привыкай! «Караси» – они без пиз…ы, как без пряников. Не был ты на Русском острове! Жизни не знаешь…

После этих слов Бес присмотрелся к Воронку, схватил его за погон, дернул и оторвал. Дернул второй и тоже оторвал:

– Кто ж так пришивает? Ты – не дневальный. Ты – уебище!

Это было очень обидно, унизительно. По щекам Воронка неожиданно потекли слезы.

– Ха, глядите! – обрадовался Бес. – Дневальный плачет…

Сергей, конечно, хотел сдержаться, но в горле стоял ком, и слезы текли, текли, не слушая его мысленных увещеваний. Ему хотелось броситься куда-нибудь ото всех с глаз долой, забиться в какую-нибудь шкеру, спрятаться. Но он не мог бежать. Воронок был дневальным и не имел права покидать место дежурства. Сергей продолжал стоять у двери, утирая слезы, как маленький ребенок.

А «годки» обступили его, рассматривая словно диковинного зверька:

– Плачет. Правда, плачет. Кого мы себе взяли? Похоже, еще одна Комбинашка нарисовалась…

Услышав слово «Комбинашка», Воронок вздрогнул. Он уже знал, кто это, и даже встречался с этим матросом, служащим в дивизионе универсального калибра. Его фамилия была Комбинаткин. Но все его презрительно звали «Комбинашкой». Потому что он спал на дежурстве, ходил нестиранным, грязным, ничего и никогда не выполнял во время, не мог выучить книжку «Боевой номер»…

Воронок видел, как Комбинашку стирали в гальюне. «Караси», выполняя команду «годков», разложили провинившегося на железной палубе, намылили его робу и стали тереть щетками для мытья резиновых «химкомбинезонов». Потом стянули форму, трусы и теми же щетками с жесткой щетиной драили уже голое тело:

– Будешь чистым! Будешь чистым!

Комбинашка дрожал, глаза его были выпучены, кожа покраснела, но он не сопротивлялся. Только повизгивал, как беспомощный щенок. В довершение экзекуции Комбинашку, несколько дней не бравшего в руки бритву, еще и «побрили» жестким же «вафельным» полотенцем. То есть натерли подбородок так, что он на несколько дней покрылся кровавой коростой, скрывшей щетину.

А еще слышал Сергей от перешептывавшихся «карасей», что из Комбинашки в его подразделении сделали женщину. Воронок снова вздрогнул – это именно про него говорят сейчас: «Похоже, еще одна Комбинашка нарисовалась…»

«Годки» неожиданно расступились, и к Сергею подошел тот самый старшина, который писал про то, как Воронок принимал присягу, и который на камбузе дал ему воды. Он с укоризной посмотрел на музыканта:

– Что ж ты, братан, и себя, и меня позоришь! Я думал, ты у нас передовиком будешь.

– Нет, – засмеялся кто-то из «годков», – он, наверное, у нас задком станет…

Старшина тряхнул своим черным кудрявым чубом и ушел из кубрика.

«Годки», наверное, продолжили бы и дальше издеваться над Сергеем, но подошло время репетиции. Все направились из кубрика в клубное помещение. Бес снова забрал у Воронка повязку:

– Иди. Жабе скажешь, что я дневалю…

На