Человек с одинаковыми зубами - Филип Киндред Дик

но, вероятно, она могла сработать. Люди узнают шерифа Кристена и ветеринара, поэтому поймут, что визит официальный, и это важнее самой версии. Рансибл, вглядываясь в темноту и пытаясь разглядеть разрушенные здания, лачуги и заброшенные магазины, подумал про себя, что эту часть города он очень постарался вытеснить из своего сознания. Он никогда никого сюда не возил; на самом деле он не был даже уверен, что сам вообще здесь бывал. Хотя, скорее всего, должен был, хотя бы однажды.

Для чего они были здесь на самом деле? Что они хотели выяснить? Они хотели посмотреть старые фотографии и поискать на них деформированную челюсть. По крайней мере, на это рассчитывал Дадли Шарп. А что получат от этого остальные? Что получит сам Рансибл?

«Мы уже знаем, что когда-то здесь жили уроды, – подумал он. – Мы видели их кости. Все, что мы можем узнать сейчас – это как они выглядели при жизни. Но антропологи могут реконструировать их внешность по костям. Можно разобраться с костями на кладбище, узнать, кто был похоронен там, где мы копали. Кто, например, был тот человек, которого Уолтер Домброзио перевез в мою эвкалиптовую рощу. Да, – подумал он, – я могу узнать имя человека, чей череп я нашел. Это может оказаться даже Бастиони. Даже сам Анжело Бастиони. Родился в 1835, умер в 1895. Вероятно, он разводил овец. Несмотря на свою необычную челюсть. Семья с врожденным пороком развития. Он передался от Анжело к Джиа, от Рудольфо к Петри. Что ж, – подумал он, – мы посмотрим на старые фотографии, и, может быть, на этом все закончится. Потом я смогу вернуться в свое агентство, а Шарп – в Беркли».

Или, подумал он, Анжело Бастиони может оказаться неандертальцем, полностью или частично. Мустьерская кровь, оставшаяся со старых времен, от холодных зим? Анжело Бастиони, бывший изготовитель кремневых топоров, позднее выбравший молочное дело. Ныне покойный.

– Может быть, нам не нужно сюда соваться, – вслух сказал он, – не понимаю, что мы хотим найти.

– Я склонен согласиться, – ответил ветеринар.

– Вам решать, – сказал шериф и сбавил скорость, – я делаю это для вас, а не для себя. У меня полно других дел.

– Это очень важно, – сказал Уортон, – нужно докопаться до сути.

– До сути чего? – спросил Рансибл. – Уже установлено, что череп был деформирован с самого начала. Возможно, мы сможем найти какие-то следы наследственного порока.

Он устал и злился, раскопки на кладбище не доставили ему удовольствия.

– Какой смысл ворошить старые тайны, болезни какой-то старинной семьи… чьи последние потомки живут, как нищие поденщики из Оклахомы. Или даже хуже. Как персонажи Стейнбека.

– Мы не можем остановиться сейчас, – сказал Шарп.

– Почему нет?

– Когда много лет назад был найден первый череп неандертальца, – пояснил Шарп, – его посчитали просто уродством.

Шериф двинулся дальше. Рансибл откинулся на спинку сиденья. «Что я могу сделать? – спросил он себя. – Это не в моих руках. Я не могу остановить этого человека, этого безумца из университета». Он все равно будет рыться в старом дерьме и вытаскивать его на свет. Ничего хорошего все равно нельзя найти в этом паршивом грязном районе. В этих лачугах из старых ящиков, в гнилых бывших складах, которые уже сорок лет не работают.

Округ должен издать приказ об уничтожении этой навозной кучи, подумал он. По санитарным соображениям. По соображениям здоровья. Загрязнение наших территорий… наши тщательно ухоженные дома и фермы находятся под угрозой. Это можно было бы, по крайней мере, зонировать, подумал он.

– Где остановиться? – спросил шериф Кристен.

– У того дома, – сказал Шарп, – где свет горит.

«Я не пойду», – сказал себе Рансибл. Когда машина остановилась и шериф выключил мотор, Рансибл сказал:

– Я остаюсь. Я не пойду в этот загон для свиней и не буду валяться в грязи с людьми, которых первобытный человек не принял бы у себя дома.

К своему изумлению, он обнаружил, что почти не может говорить. Он невероятно злился на всех остальных в машине.

– Что, Рансибл, – сказал Сет Фолк, немного помолчав, – раз дело дошло до коммерчески непривлекательного района, вам стало неинтересно? – Он тоже злился. – Неинтересно, потому оказалось, что это может дорого обойтись?

– Дорого, – повторил Рансибл, – слушайте, я не полезу туда из гордости. Я не имею никаких дел с этими торговцами устрицами. Кто-то должен взять спичку и поджечь эти лачуги. Вся эта история меня раздражает, по-настоящему. Мы начали с чего-то важного, с науки. А что у нас есть теперь? А я скажу. Мы собираемся приложить кучу усилий, чтобы доказать, что в этом городе нет ничего интересного. Что тут не найдется ничего более важного для человечества, чем выродившиеся предки кучки дегенератов. Я скажу вам, что я об этом думаю. Это глупость. Идиотизм. И любой, кто этим интересуется, – идиот. Вы думаете, что я отправил все эти телеграммы, и сделал все эти бесчисленные звонки, и говорил с очень важными людьми из университетских кругов, включая Боумена и Фрейтаса – Фрейтаса, который, как я понимаю, является главным авторитетом в своей области в Соединенных Штатах, – чтобы приехать сюда и узнать, что дед какого-то урода косолапил, страдал волчьей пастью и говорил так, как будто ему в глотку кулак забили?

Он почти кричал, и его, очевидно, услышали в хижине. Дверь открылась, и на крыльце появился человек с фонарем.

– Кто там? – крикнул он нервно.

– Кристен, – отозвался шериф, – шериф Кристен. И ветеринар, док Хейес.

Человек осторожно подошел к ним.

– Что за шум? У вас там пьяный?

Не обращая внимания на человека с фонарем, Рансибл сказал:

– Давайте не лишать эту затею смысла.

– Невозможно заранее понять, будет ли она иметь смысл, – ответил Шарп.

– Вам придется подождать, – сказал Уортон, – мы не представляем, какие результаты получим.

– Так и работает современная наука, – сказал Шарп, выходя из машины, и добавил, обращаясь к человеку из хижины: – Простите за беспокойство. Мы ищем одного человека, но не знаем его имени.

В свете фонаря Рансибл увидел, как человек жмет руку Дадли Шарпу. Уортон и Сет Фолк тоже вышли из машины. Шериф остался за рулем. Ветеринар помедлил, а затем тоже вылез и подошел к остальным.

– Думаю, мне лучше пойти с ними, – сказал шериф Кристен Рансиблу, – чтобы этот парень из университета не совал нос куда не надо. У этих людей есть права; они тоже живут в этом городе. Я должен за ними присматривать.

Выйдя, он наклонился к окну и хриплым шепотом сказал Рансиблу:

– Мне не нравится этот Шарп. Он вечно ухмыляется.

Он дружелюбно похлопал Рансибла по плечу, но Рансибл не пошевелился и не ответил,