Фантом Я - Ольга Устинова

богини, моей Венеры. Сколько выточил я этих статуй для храмов. Эта последняя моя работа стояла в мастерской, готовая принять поклонение и молитвы маленького храма в горах нашего славного острова, чей заказ я выполнял сегодня.

Дрогнули ресницы моей богини и поднялись веки. Она смотрела мне прямо в зрачки, так что пронизал меня изумрудный луч через все тело, до дрожи в ногах. И сказала богиня: «Я дала тебе свое покровительство, я вдохнула жизнь в твои статуи. Но ты пошел на убийство, и теперь наказание ждет тебя, скульптор. Не в моей власти остановить медленную казнь твою, Пигмалион, ибо я — лишь богиня любви и страсти. Я плачу с тобой, я творю с тобой. Я дарю тебе знание и вдохновение. Но не могу подарить тебе освобождение от бога Рока. Ты в руках его, скульптор, как и твое беспримерное создание. Не сопротивляйся, гений. За все есть плата. Дай руку мне и введи меня в свои покои. Я утешу тебя любовью».

Я протянул богине дрожащую руку, и она сошла с мраморного подножия, воздушная, в облаке зеленого газа, слепящего меня и дарующего мне неизведанное странное блаженство.

* * *

Мы любили друг друга. Никогда не знал я любви столь запредельной, никогда не видел столь ярких пронзительных красок вокруг себя и нашего ложа, подчинялся эмоциям, столь острым.

Это была любовь богини, самой богини любви, совершенной в красоте, совершенной в любви, совершенной в эмоциях души и тела. Никогда до этого дня не знал я совершенство наслаждения. В сравнении с этим любовь земной женщины могла показаться пустой иллюзией. Только Галатея, будучи приемной дочерью богини, под ее покровительством, могла сохранить за собой место для себя в моем сердце. Весь остальной мир поник в тени. Только Галатея могла соревноваться с богиней, ибо была живым человеческим кодексом любви тела.

Венера, уловив мои мысли, сказала:

— Закон любви — свобода, Пигмалион, и я исчезаю от тебя сейчас, чтобы преподать тебе урок закона свободы. Пригодится.

Она исчезла. Растворилась в сиянии, и вслед за ней исчезло сияние вокруг. Погас блеск занавесей и покрывал, и я остался один, наполненный сладким осадком любви в моем теле и зажженным ею в моем сердце, на какое-то священное мгновение, изумрудным светом любви богов.

* * *

В нашем городе, на нашем маленьком острове появился авантюрист Фаркас.

Его называли Пират и Черный скульптор. Ибо на суше Фаркас не только торговал драгоценностями, но и создавал прекрасные статуи из черного мрамора. Всем известен был род его занятий, но блеск и стоимость его камней покупали ему свободу.

Галатея бросилась к его лавке выбирать драгоценности. Купить у Фаркаса означало купить лучшее. Зиграл румянец на щеках Галатеи, соревнуясь с румянцем рубинов на ее шее. Галатея пропадала в лавке Фаркаса часами, увешивая себя и примеряя на себя его лучшие товары.

Галатея, где ты? Очнись. Галатея! Знойный пират влюблен в твою красоту и поощряет твое увлечение его награбленными каменьями.

Уже пошли разговоры. Уже ползут слухи о страстях, полыхающих в лавке и мастерской Фаркаса.

Пожалей меня, Галатея, люби меня, ты — мое творение. Зачем тебе восхищение Фаркаса. О, люби меня, Галатея. Не предавай меня, как сделала та, другая. Ты — все что у меня есть. Ты — любовь моя, моя подружка, мое дитя. Но ты бегаешь со своими глупыми соседками и демонстрируешь переливающиеся светом запястья и шею, пальцы и лодыжки. Ты вся в увлечении идеей перещеголять и затмить. Но тебе и так нет равных, ветреное ты создание. Ты прекрасна своими собственными красками, подаренными тебе самой Венерой. Не заставляй соревноваться камни. Они не прекраснее тебя. В них нет души. В тебе должна быть. Или я больше не Пигмалион. Свет, который льется из твоих глаз, заставляет дрожать сердца всех, кто чувствителен к прекрасному. Галатея, будь собой, будь мной, почувствуй боль мою, родное дитя мое, мое создание. Я и отец тебе, и муж, и любовник. Без тебя нет меня. Галатея, не предай создавшие тебя руки, талант и разум мастера. Оглянись, Галатея.

Ночью я карабкался на холм к моей богине. На холм, где храм ее, что за городом. Я терял тропу в темноте, пьяный, изодранный, рыдающий.

— О богиня, — ворвался я в храм и упал к ее ногам на каменные плиты, где хороводили тени и вспыхивали отблески факелов. — Где счастье мое? Где краса моя — Галатея? Она не любит меня больше. Она вьется вокруг черного скульптора Фаркаса и нет любви для несчастного Пигмалиона. Что делать мне, богиня? Что делать одинокому создателю?

Зажглись огни в глазах богини и пронзили меня двумы лучами, и она сказала:

— Великие испытания ждут тебя, скульптор. Мужайся и будь готов. Галатея еще не созрела, чтобы любить тебя. Галатея — всего лишь ребенок сегодня. Легкомысленная и дерзающая как дети. Галатея еще не осознала, как любит тебя. Дай ей время. Дай ей обжечься на мгновенной страсти, слепой и ошибочной. Страсть — учитель любви. Подари ей это страдание. Ибо нет другого пути для красоты, открытой всем восхищенным взглядам. Дай ей сотворить что неизбежно, она вернется и ты будешь утешать ее, Пигмалион. И в ней проснется жена твоя, спокойная и теплая, домашняя и родная и страстно отвечающая на твою страсть, когда вспыхнет между вами искра желания.

Я очнулся под утро, где-то возле храма, по дороге домой. Я слышал свое имя и проснулся. Меня звал раб Порфирион, страшный и растрепанный.

— Пробудись, Пигмалион, — налетел он на меня вещей птицей. — Пробудись, скульптор. Галатея бежала из дома. Рано утром вышел в море корабль Фаркаса, и с ним бежала твоя жена, твое дитя, Галатея. Прости меня, хозяин, не досмотрел. Обманула меня девочка. Улизнула незаметно. Открой погоню, Пигмалион. Мы догоним Фаркаса и отобьем Галатею. Идем скорее в город. В гавани стоят корабли. Еще не поздно.

Я вспомнил все, что мне сказала ночью Венера.

— Поздно, — сказал я. — Пусть Галатея будет свободна. Ее решение было задумано и обдумано. Пусть будет свободна страсть Галатеи. Пусть приведут ее обратно позор, и стыд, и унижение. Таков был ее выбор. Дочь богини имеет право выбирать. Возвращайся, Порфирион. Мы едем в горы. В дальний храм, на праздник Венеры. Мы должны им статую, которую я закончил. Я лепил ее с Галатеи. Мы отправимся сегодня.

Так я сказал и так было.

* * *

Горный храм, куда мы добирались несколько дней, был готов к празднеству богини любви.

Храм горел зеленым огнем священных