Жизнь гейши. Мемуары самой известной гейши в мире - Минеко Ивасаки

Старшая медсестра была вне себя: «У нас не психиатрическая клиника. Хватит вести себя так, как будто вы полоумные. И, пожалуйста, прекратите связывать вместе телефонные провода».

Примерно через десять дней с наших макушек сняли швы, и мы смогли выписаться. Думаю, средний медперсонал был очень счастлив, когда мы наконец убрались восвояси. Интересно, у И. так и осталась залысина? Скорее всего.

Я вернулась в Киото и легко вошла в привычную жизнь с Тосио. Я соскучилась, но вдруг обнаружила, что от жизни на квартире больше хлопот, чем удовольствия. Меня очень тяготило то, что вдобавок ко всем моим обязанностям по работе мне приходится готовить, убираться, стирать, делать себе ванну. Времени на все никогда не хватало. Я и так спала всего пару часов в сутки. Ежевечерние встречи сократить было нельзя, так что освободить больше времени я смогла бы, только урезав репетиции. Я оказалась перед выбором: либо оттачивать мастерство танца, либо поддерживать чистоту в доме.

Я пошла поговорить с мамой.

– Мам, готовить я лучше не стала. И я не успеваю репетировать столько, сколько мне хотелось бы. Как ты думаешь, что мне сделать?

– Ты не думала переехать обратно?

– Не знаю. А ты что скажешь?

– Скажу, что это хорошая мысль.

Так все и решилось. Я переехала назад в окия в июне 1972 года. Жить отдельно оказалось возможным, но особой необходимости в этом не было. Кроме того, у нас с Тосио хватало средств, чтобы в любой день снять номер в отеле. Так мы и делали.

Я повзрослела. Стала полноценной гэйко. Я умела себя обеспечить. Умела обращаться с деньгами и делать покупки. И у меня была любовь.

Хорошо, что снова переехала домой именно в этот период, потому что так я смогла провести с Большим Джоном последние месяцы его жизни. Он умер 6 октября 1972 года.

33

6 МАЯ 1973 ГОДА я нанесла визит своим родителям. За восемнадцать лет, прошедших с момента моего переселения в окия, я пришла в родительский дом всего лишь в третий раз.

Я узнала, что мой отец при смерти, и хотела еще раз увидеться с ним. Посмотрев ему в глаза, я поняла, что конец уже близок и он это знает. Вместо того чтобы рассыпаться в фальшивых словах утешения, я заговорила с ним честно и открыто:

– Папа, я хочу поблагодарить тебя за все, что ты дал мне в этой жизни. Я способная и сильная, и всегда буду помнить то, чему ты меня научил. Пожалуйста, уходи со спокойной душой. Здесь тебе тревожиться не о чем. Я позабочусь обо всем.

По его лицу потекли слезы.

– Масако, ты единственная из всех моих детей по-настоящему прислушивалась ко мне. Ты никогда не забывала о достоинстве. И я тобой очень горжусь. Я знаю, как ты трудилась и чего тебе это стоило. И я хочу тебе кое-что подарить. Открой третий ящик моего стола. Достань оби из сибори. Да, этот. Я расписал его сам, это мой любимый пояс. Когда найдешь мужчину своей мечты, подари ему этот оби.

– Да, папа, обещаю.

Я взяла оби, который отец прижимал к груди, и унесла его с собой. И хранила его, пока не встретила своего будущего мужа. Я подарила этот оби ему. И муж до сих пор его носит.

Мой отец умер три дня спустя, 9 мая. Ему было семьдесят шесть лет. Я сидела возле его тела и держала его холодную руку в своей.

– Я обещаю тебе, папа. Я никогда не забуду. Самурай не выказывает слабости, даже когда голодает. Честь превыше всего.

Хотя мы жили под одной крышей так недолго, я обожала отца и сохранила его образ в сердце. Его смерть повергла меня в глубокую скорбь.

Мама Масако дала мне денег. Я вытащила из-за оби банкноты, завернутые в фиолетовый шелк, и отдала матери. Не знаю, сколько там было, но думаю, что порядочно.

– Я точно не знаю, хватит ли этого, но я прошу тебя устроить для папы такие похороны, какие он хотел бы сам. Если понадобится больше денег, пожалуйста, обратись ко мне или Кунико.

– Ох, Ма-тян, спасибо тебе огромное. Я сделаю все, что в моих силах.

Мама бросила быстрый взгляд на дверь в соседнюю комнату. Оттуда донесся тихий, сардонический смех Яэко и позвякивание костей маджонга. Мне стало горько, но тут уж я была бессильна.

Меня удочерила семья Ивасаки, и я ничем не могла помочь родной матери. Я сочувственно посмотрела на нее и сказала:

– Мама, я хочу, чтобы ты знала: я ни на минуту не переставала любить вас с папой и никогда не перестану. Спасибо вам огромное, что вы подарили мне эту жизнь.

С этими словами я поклонилась и вышла.

Когда я пришла домой, мама Масако спросила:

– Ты дала матери деньги на похороны?

– Да, я отдала ей все, что было завернуто в фиолетовый шелк.

– Хорошо. Очень важно, чтобы ты научилась распоряжаться деньгами с умом и использовать их в подходящий момент. Отправлять подарки по радостному поводу можно и после самого события, но с дарами по скорбному поводу так не подобает. Их нужно преподносить вовремя. И это тот единственный случай, когда важно не скупиться. Мы же не хотим опозориться. А теперь следи, чтобы у твоей матери на все хватило средств. Если ей не хватит, я покрою дополнительные расходы.

Это было очень щедро с ее стороны. И я была рада, что она наконец научит меня правильно распоряжаться деньгами. Но, если вдуматься, деньги, которые она передала для моей матери, заработала я.

Еще одним значимым событием 1973 года стала моя аккредитация от Школы Иноуэ: мне присвоили звание магистра танца – натори. Теперь мне позволялось разучивать и исполнять роли, которые доверяют только магистрам танца. На фестивале Онсукай той осенью мне дали роль Принцессы Татибаны.

Когда я готовилась войти в ханамити (так называется коридор, ведущий от задней части театра на сцену), Старшая Наставница стояла за кулисами вместе со мной. Она наклонилась ко мне и прошептала на ухо:

– Я могу преподать тебе только последовательность движений. А танец, который ты будешь исполнять на сцене, – твой и только твой.

Переход был окончен. Я стала свободной. И обрела свой танец.

Однако новое звание еще не давало мне права учить других. Это могли делать только те, кого с самого начала воспитывали именно как учителей. Выступать за пределами жестко регламентированного