Дух мадам Краул и другие таинственные истории - Джозеф Шеридан Ле Фаню

лунного света. В комнате ничто не изменилось; семейный скандал на задней улочке, к несчастью, уже стих, но раздавался веселый мужской голос: кто-то по дороге домой затянул шутливую песенку «Мерфи Дилани», которая была тогда популярна. Ухватившись за возможность развлечься, я снова лег лицом к камину, закрыл глаза и постарался не думать ни о чем, кроме песни, звуки которой, отдаляясь, все слабели.

Мерфи Дилани полон задора и сил, В кабачке отдал должное виски и джину. Накачавшись, пустился отплясывать рил: Свеж, как трилистник, и пьяный в дымину [6].

Певец, находившийся, как я предполагаю, в том же состоянии, что и герой его песни, вскоре удалился и перестал услаждать мой слух; когда смолкла музыка, мною овладела нездоровая, тяжелая дремота. Песня каким-то образом пропитала мое сознание, и я шел извилистым путем по стопам моего уважаемого соотечественника, который, вынырнув из «кабачка», свалился в реку; когда его оттуда выловили, на него «напустились» члены жюри присяжных при коронере; узнав от «коновала», что утопший «мертв и не дышит, а значит, скончался», они пришли к соответствующему выводу – и одновременно пришел в чувство герой; ожесточенная перепалка и драка между покойником и коронером достойным и приятным образом завершали песню.

С утомительной монотонностью я следовал за сюжетом этой баллады, доходил до последней строчки, и все начиналось da capo[7]. Сколько времени длился этот беспокойный полусон, я не знаю. Наконец я осознал, однако, что бормочу: «Мертв и не дышит, а значит, скончался», и как будто другой голос внутри меня произносит очень тихо, но отчетливо: «Мертв! Мертв! Мертв! Да смилуется бог над твоею душой!» В ту же минуту сон как рукой сняло и я, не поднимая головы с подушки, открыл глаза.

И вот – поверишь ли, Дик? – я увидел того же проклятого старика; он стоял ярдах в двух от кровати, не больше, и его неподвижная сатанинская физиономия смотрела прямо на меня.

Здесь Том смолк и отер взмокшее лицо. У меня голова шла кругом. Служанка была так же бледна, как Том; будучи на самом месте событий, все мы – осмелюсь предположить – благодарили Бога за ясный день и возобновившуюся суету за окнами.

– Секунды три я видел его отчетливо, а потом он начал расплываться, но еще долго между мною и стеной, там, где стоял призрак, сохранялся столб темного тумана и я чувствовал, что старик все еще здесь. Много позже исчез и туман. Захватив с собой платье, я спустился в холл, приоткрыл дверь и только после этого оделся; потом я вышел на улицу и до утра бродил по городу; вернулся я в жалком состоянии: взвинченный и усталый. Как это ни глупо, Дик, но я постыдился рассказать тебе, что со мной произошло. Я думал, ты поднимешь меня на смех, тем более что я всегда изображал из себя философа и пренебрежительно отзывался о твоих призраках. Я решил, что пощады ждать не приходится, и оставил свою повесть ужасов при себе.

Едва ли ты мне поверишь, Дик, но скажу, что после этого приключения я много ночей вообще не входил в свою спальню. Когда ты отправлялся наверх спать, я некоторое время оставался в гостиной, а потом осторожно прокрадывался в холл и выскальзывал на улицу; я сидел в таверне «Робин Гуд», пока не уходил последний посетитель; потом я, как часовой, мерил шагами улицы, пока не светало.

Неделю с лишним я не спал в постели. Иногда мне удавалось немного поспать в «Робин Гуде», а временами я дремал днем в кресле, но ни разу не смог нормально выспаться.

Я твердо решил, что нужно отсюда перебираться, но не знал, как объясниться с тобой, и откладывал разговор со дня на день, хотя, пока я мешкал, мое существование напоминало жалкую участь преступника, которого по пятам преследуют полицейские. Такой образ жизни стал сказываться на моем здоровье. Однажды днем я решил соснуть часок в твоей постели: свою я возненавидел и только раз в день прокрадывался, чтобы ее разобрать, иначе Марта догадалась бы о моих ночных отлучках; больше я в зловещую комнату не входил.

По несчастью, ты запер свою спальню и ключ унес с собой. Я отправился к себе, собираясь, как обычно, разобрать постель и создать видимость, что использовал ее по назначению. Совпадение многих обстоятельств привело к тому, что мне пришлось пережить той ночью ужасную сцену. Во-первых, я буквально изнемогал от усталости и желания спать; во‑вторых, крайнее изнеможение действовало на мои нервы как наркотик и несколько притупляло ставшее уже привычным чувство страха. Кроме того, окно было чуть приоткрыто и в комнате царила приятная прохлада, а веселый солнечный свет делал обстановку еще более приветливой. А почему бы мне не подремать часок здесь? Воздух, казалось, дрожал в такт радостному гулу жизни, трезвый дневной свет проникал во все углы.

Я отогнал сомнения и уступил почти непреодолимому соблазну; я сбросил сюртук, ослабил галстук и прилег, собираясь всего лишь подремать полчасика с удобствами, от которых уже отвык: на перине, с подушкой и одеялом.

Я попал в ужасную ловушку, демон, несомненно, ждал этого неразумного поступка. Глупо было рассчитывать, что человек, измученный телом и душой, недосыпавший уже целую неделю, способен в таких условиях довольствоваться получасиком сна. Я впал в мертвецкий сон, долгий и без сновидений.

Меня ничто не спугнуло, пробуждение было мягким, но мгновенным. Произошло это (как ты должен помнить) далеко за полночь – скорее всего, около двух. После глубокого сна, когда выспишься вволю, так обычно и пробуждаешься: внезапно, толчком, но спокойно.

У камина, в неуклюжем глубоком кресле, кто-то сидел. Я видел его со спины, но не мог ошибиться; фигура медленно повернулась, и – милосердный Боже! – на меня взглянуло знакомое неподвижное лицо с отпечатком сатанинской ярости и отчаяния. На этот раз можно было не сомневаться, что старик знает о моем присутствии и дьявольски зол: он встал и подошел вплотную к кровати. На шею старика была наброшена веревка, другой конец которой, свернутый в петлю, он сжимал в негнущейся руке.

Ангел-хранитель дал мне силы, чтобы выдержать это испытание. На несколько секунд взгляд жуткого фантома приковал меня к месту. Старик подошел к кровати и, судя по всему, собирался на нее взобраться. Через мгновение я спрыгнул на пол у противоположного края постели и тут же, сам не зная как, очутился в коридоре.

Но чары еще не были разрушены, долина смертных теней не осталась позади. Отвратительный призрак стоял передо мной вблизи перил; немного ссутулившись, он взвешивал в руке веревку;