Концертмейстер - Максим Адольфович Замшев

Если бы не исчерпывалось, он, конечно, выяснил бы, что девичья фамилия его любимой Отпевалова, и уж точно десять лет спустя не припоминал бы судорожно фамилию врача, наблюдающего его отца после инфаркта.

Часть шестая

1985

Когда дед поставил на стол графин, Арсений твёрдо решил, что пить не будет. Последние годы он позволял себе выпить лишь в крайних случаях. Он знал за собой, что может пропустить тот момент, когда можно остановиться. В его жизни бывали периоды, когда в алкоголе он искал ответы на мучившие вопросы, но находил только алкоголь. Сегодня ему никак нельзя терять контроль над собой.

Только Лев Семёнович попытался плеснуть внуку в рюмку, тот прикрыл её рукой:

– Я не буду. Как-нибудь в другой раз.

Дед покачал головой:

– Рюмка водки никогда не помешает. Боятся выпить только алкоголики.

– Я не боюсь. Просто нет настроения, – отговорился Арсений.

– Может, девушки, когда почтят нас своим присутствием, составят мне компанию? – шутливо произнёс старый Норштейн. – Как думаешь, Дмитрий? Тебе, разумеется, не предлагаю. Тебе ещё рано.

– Я не претендую. А насчёт компании? Составят, наверное. Не позволят тебе нарушать общественную мораль одному.

Он улыбнулся и подмигнул деду, чтобы тот, не дай бог, не усомнился в том, что внук шутит.

– Смотрю, сегодня твой «Спартак» пока держится. – Старый Норштейн следил за всеми увлечениями Дмитрия.

– Не сглазь. Но сегодня, и правда, неплохо. Жаль, моментов несколько упустили. Уже бы вели. Надеюсь, во втором периоде поддавим. Капустин – просто красавец.

«Как будто и не было всех этих лет, – уговаривал себя Арсений, – и Димка, и дед такие родные, никаких преград нет сейчас между нами. Все мы внутри тёплого и мягкого круга, где всё понятно и каждый такой, какой он на самом деле. Не нужно притворяться, выверять каждое слово, что-то объяснять. Никто никого ни в чём не винит».

В этой комнате сейчас нет ничего и никого лишнего. Только их мир на троих. Два внука и дед. И отец в больнице. Но он всё равно с ними. Он их соединил, его болезнь.

И инструмент его тут, насупившийся, будто сгорбленный, глядящий на всё исподлобья. Как же он любил его раньше, как досконально изучил все его повадки, как восторженно становился с ним одним целым, в иные моменты позволяя вырваться на волю скрытой в тугих струнах мощи, а порой прикасаясь к нему столь осторожно, что он звучал тишайше и кротко, с пьянящим неземным лиризмом, находя в пианиссимо ещё никем не достигнутые градации. Инструмент никогда не отказывал ему. Как аккуратно и бережно он подкладывал под его пальцы дорожку из белых и чёрных клавиш при сложнейших пассажах, позволяя ему лихачить, ничего не боясь! А потом Арсений его бросил. Уехал. Не взял с собой. Никак нельзя было взять. И вот они опять встретились. Надо ли им заново привыкать друг к другу? Простит ли инструмент ему его бегство? А если он на какое-то время останется здесь? Начнёт заниматься? Нет. Лучше не думать об этом. Там, в Питере, его ждут Вика, работа, другой инструмент, много чего с ним перенесший. Всё это сразу не устроишь. Ведь неизвестно, как долго будет выздоравливать отец. Две жизни, два инструмента. Как быть? Хотя с Катюшей Толоконниковой он, конечно, договорится об отпуске за свой счёт. Она, как всегда, пойдёт ему навстречу. Определит ему замену на ближайшие концерты.

Мать он не впускал в свои мысли, но не сомневался, что рано или поздно она в них ворвётся. И надо будет с этим справляться…

– Как там, интересно, наши дамы? Пойду их проведаю. Пахнет вроде вкусно. Дим, как второй период начнётся, крикни мне. – Арсению хотелось вести себя так, будто он никуда не уезжал из этого дома.

С тем, чего не исправить, можно совладать только одним способом – забыть.

Как только он вышел из комнаты, Димка и Лев Семёнович переглянулись, а потом каждый кивнул чему-то своему.

В коридоре Арсений остановился. Прислушался.

Из комнаты доносились звуки телевизора, где в перерыве хоккея шёл документальный фильм о том, как перестройка восторженно принимается в трудовых коллективах, а на кухне неторопливо протекал разговор двух женщин, вежливый и в меру деловой.

– Я была бы очень вам благодарна, Светлана Львовна, если бы вы согласились позаниматься со мной. Что-то с английским у меня совсем не ладится. Боюсь, экзамен завалю. Скажите, сколько надо заплатить?

– Ну что ты, деточка. Какие деньги? Мы же не чужие. Я тебе с удовольствием помогу. Можем прямо завтра и начать. Ты как на это смотришь?

– О! – Аглая захлопала в ладоши. – Как чудесно! Спасибо. Завтра непременно начнём.

Зачем он собрался на кухню? Что он там забыл? – ругал себя Арсений. Между ним и матерью всё ещё стена. Как бы он был рад, разрушь она её сама! Но она не торопится с этим. Если ему оставаться здесь, вернее, если состояние отца потребует того, чтобы он тут задержался, общения с матерью не избежать. Но пока это трудновато представить. Как они будут уживаться?

Его раздумья прервал звонок в дверь.

– Кто-нибудь спросите, кто там? – крикнула Светлана Львовна. – Мы сейчас не можем. Аглая, достань, деточка, вон те тарелки.

Арсений исполнил всё, как велели. Вышел в прихожую, громко спросил: «Кто?»

– Мне нужна Светлана Храповицкая. Она дома? – Голос прозвучал громко и гулко. Говоривший явно хотел, чтобы его услышали и не переспрашивали.

– Мама, кто-то тебя спрашивает.

– Кого там ещё принесло?

– Не знаю. Спросить?

– Ну, спроси. Хотя не надо. Я сама. Аглая, смотри, чтоб ничего не подгорело.

Светлана, раздражённо и недоуменно покачивая головой, вышла из жаркой кухни, открыла дверь, замерла.

На лестнице стоял высокий мужчина в очках. На лице – ни тени улыбки.

– Здравствуй, Света.

– Здравствуй, Волдемар.

– Я не вовремя?

Арсений заметил, что на плече у неизвестно откуда взявшегося Волдемара Саблина висит большая дорожная сумка, а рядом с собой он поставил обшарпанный кожаный чемодан с ремнями.

Внутри Арсения прогремел гром, такой яростный, какой бывает при грозе только на юге.

Ещё сегодня утром в композиторском доме на улице Огарёва дед, дочь и внук готовились к незатейливому декабрьскому выходному. И лишь обильный снег, грозящий и непролазными сугробами, и коммунальными неурядицами, обещал стать явлением, выбивающимся из общего ряда событий, да предстоящее свидание Димки и Аглаи маячило слабой вспышкой на весьма унылом фоне. А теперь они ужинали, и рядом с ними сидели два человека, которые явились для того, чтобы поставить всё с ног на