В начале было Слово – в конце будет Цифра - Маргарита Симоновна Симоньян

– Ты посылал ко мне удода?

– Удода? Возможно.

– Что значит «возможно», если я вышла поклониться солнцу, и вдруг черная стая закрыла его от меня, и моя страна, прекраснее которой нет и не было ничего на земле, погрузилась в ночь, и я разорвала одежды на теле своем, – на этих словах царь беззастенчиво уставился на тело красавицы, представив, как оно выглядит в разорванных одеждах. – А потом мне на руку слетел мерзкий удод вот с этой запиской. Прочитать тебе или ты помнишь?

– Не помню.

– «От меня, царя Соломона. Мир тебе и вельможам твоим! Ведомо тебе, что Господь царем-властелином поставил меня над зверями полевыми, над птицами небесными, над оборотнями и дьяволицами…» – красавица грозно взмахнула клинками ресниц и взглянула на Соломона. – Это ты меня имел в виду?

Соломон усмехнулся:

– Возможно.

– «…все цари полуночи и полудня приходят на поклон ко мне, – продолжила читать красавица. – Придешь и ты, по доброй воле, и приму я тебя, царица, с почетом, а не придешь – так мои всадники и колесницы затопчут людей твоих в их жилищах, растерзают в поле, и птицы небесные склюют мясо с костей ваших». И это ты, царь, называешь «по доброй воле»???

Соломон рассмеялся:

– Ведь ты пришла сама. Разве кто-то привел тебя силой? Долго, правда, добиралась.

– Долго? Три года – это, по-твоему, долго? Обычно от нас до Израиля семь лет!

– Далеко же ты забралась, царица.

– Я? Я забралась? Я живу в центре мира, над мною восходит солнце!

– А надо мной – садится. Мы и дальше будем продолжать в таком тоне?

– Я привезла тебе по десять кораблей кипариса, жемчуга, пряностей и благовоний. Прикажи разгрузить, и я отправлюсь домой. И вообще, если бы ты не был царем Соломоном, я бы не приехала.

– Если бы ты не была царицей Савской, я бы не послал за тобой удода.

– Удод тут ни при чем.

– Я догадываюсь. Разве может испуг заставить красавицу проделать путь в три года? Красавица ценит время. У нее его меньше, чем у других. Тебя привела не моя шуточная записка, а твое собственное любопытство.

– Возможно, – дерзкая царица передразнила царя. – Мне говорили, что ты мудрейший среди людей. Было интересно проверить.

– Ну, что же. Проверяй, – Соломон разлегся на престоле из слоновой кости, подтянув шитую драгоценными камнями пурпурную накидку. Заметив взгляд царицы, скользнувший по его одеянию, он зевнул: – Нравится цвет? Это пурпур. Его добывают из желез моллюска, живущего на дне Средиземного моря – на одну меру, достаточную, чтобы окрасить вот эту мою накидку, ушло 120 000 моллюсков и дюжина жизней ныряльщиков. А впрочем, все это суета сует и томление духа, и нет от них пользы под солнцем, – Соломон украдкой взглянул проверить, какое впечатление его слова произвели на царицу.

– Загадка первая, – сказала царица, очевидно, не заинтересовавшись ни жизнью моллюсков, ни жизнью ныряльщиков. – Что это – семь выходят, а девять заходят, двое наливают, а один пьет?

– Семь – это дни женской ежемесячной нечистоты, девять – месяцы беременности. Наливают двое грудей, а пьет один младенец, – лениво ответил царь Соломон.

– Хорошо же. А что за ограда с десятью дверьми. Когда одни открыты, другие девять заперты, а когда открываются девять, закрывается одна?

– У ребенка, который еще во чреве, десять отверстий в теле: уши, рот, и так далее – не заставляй меня перечислять, царица, мне и так уже скучно. Открытое отверстие одно – пуповина. Когда ребенок выходит из чрева, пуповина закрывается, зато открываются другие девять. Таким образом, ограда – это женское лоно. Мне кажется, или ты специально искушаешь меня такими вопросами?

Царица сверкнула клинками и кивнула на видневшуюся между колоннами крышу соседнего дворца, едва ли уступавшего сиянием дворцу самого Соломона, где проходила беседа.

– Это дворец твоей жены?

– Возможно.

– Любимой жены?

– Она дочь фараона. Я женился, чтобы помирить Израиль с Египтом. Не мог же я поселить дочь фараона в гареме, – Соломон усмехнулся с видимым удовольствием. – А ты ревнива, царица.

– С чего бы мне тебя ревновать? Пока что я не наложница, и дворцов у меня пока что своих достаточно.

– Пока что.

– Неужели ты, царь, возьмешь меня силой?

– Нет. Ты возляжешь со мной по доброй воле.

– Так же, как я сюда пришла? – расхохоталась царица.

– Возможно. Давай договоримся. Я не возьму тебя силой, а ты не возьмешь ничего из моего имущества.

– Из твоего имущества? Неужели ты думаешь, Соломон, что царица земли, чей прах дороже золота, позарится на твоих облезлых павлинов и деревянные колонны? – гордая царица щелкнула пальцами, и на этот звук тут же явилась ее свита: тысяча отроков и девушек, все одинакового роста и телосложения, одинаково одетые сплошь в пурпурные ткани.

– Полюбуйся на моих рабов. Все они рождены в одном и том же году и месяце, в один и тот же день и час. Так богата моя земля! А что до пурпура, которым ты не удержался похвастаться, царь, – у нас, как видишь, его носят рабы.

Мраморная кожа царя покрылась пурпуром негодования, но мудрость, подаренная ему Господом вместе с почестями и богатством, позволила ему удержать свой гнев.

– Ты меня позабавила, – усмехнулся царь. – Я могу предложить тебе разделить со мной трапезу?

Соломон не успел еще щелкнуть пальцами, как могучие эфиопы внесли столики с едой, позволенной иудею в субботу, и расставили их среди пышных ковров. Соломон приказал прогнать крикливых обезьян и павлинов и долго угощал царицу Савскую солеными жареными семенами и орехами, оливками, засоленными с перцем и чесноком, соленым сыром с горькими травами, соленой рыбой, из которой были предусмотрительно вынуты кости, поскольку никто не может в субботу утруждать себя отделением мяса от костей, и даже финики в конце трапезы были солеными. Каждый раз царь собственноручно накладывал угощение на золотую тарелку царицы, приговаривая: «Суббота без рыбы – все равно что царь без царства», – но ни разу не протянул ей кубка. Когда, после седьмого соленого блюда, царица потянулась за водой, царь подождал, пока она опустошит золотой кубок, подаренный ему каким-то второстепенным халдеем, поднял и без того высокую черную бровь и сказал:

– Ты обещала не брать ничего из моего имущества. Но ты только что выпила мою воду.

– Ты же сам пригласил меня на трапезу! – возмутилась царица, еще отказываясь верить в коварство царя.

– Я предложил тебе есть. Пить я тебе не предлагал.

После чего Соломон бросил кубок на хрустальный пол, и на этот условный знак тут же явились четыре могучих эфиопа с носилками, украшенными золотыми локотниками. Соломон откинул