В начале было Слово – в конце будет Цифра - Маргарита Симоновна Симоньян

Закончив рассказ про Иова, старец неторопливо покличет стадо, уложит короб, подсадит на него ящерку, и вместе с Машенькой и ягненком все они потащатся обратно в лачугу.

Когда они вернутся, Альфа Омеги уже не будет за сосновым столом. Он не долго корпел над прописями. То ли пророк Илия и правда дотянулся до Альфа Омеги сквозь тысячелетия, то ли Альфа Омега и сам уже был с усами (после того, как он бросил стабилизаторы, над его верхней губой действительно начало пробиваться что-то, похожее на усы), но только, справившись с первой страницей «Илии», Альфа Омега перевернул ее и, перед тем, как покинуть келью, оставил на обратной стороне первую в своей жизни записку:

«Или я, или ИЯ».

30

И ты, Вифлеем-Ефрафа, мал ли ты между тысячами Иудиными? Из тебя произойдет Мне Тот, Который должен быть Владыкою.

Ветхий Завет, книга пророка Михея

К ночи поднимется ветер, елки зашумят, забряцают шишками, требуя справедливости: если в последние времена все рождаются заново, то почему не рождается Христос, а если он снова родился, то где же тогда Рождество Христово, пусть им вернут Рождество, а вместе с ним – смысл их, ельей, жизни; им тоже хочется, как их предкам, стоять нарядными в теплых залах, слушать треск дров в камине, и чтобы все любовались ими, хвалили, водили вокруг них хороводы и прятали под их бережливыми лапами любовь, эту сладость быти, которую каждый стремится доставить близким обернутой в праздничную упаковку – неужели люди никогда не догадывались, что елки так безропотно умирали, торопясь сбросить поседевшие иглы, предвестники скорой смерти (все как у людей), потому что елка рождается для Рождества, а если Христос не родится снова, то кому нужна такая жизнь – даже елке она не нужна.

Над сиреневой поляной багульника, над еловым бором, над болотами, припасающими воронику, Альфа Омега, прихватив подаренный Машеньке маникюрный набор, полетит к деревянному кресту, где они встретились со старцем Савватием. Здесь Альфа Омега присядет, прислонившись к кресту, и вынет из рюкзака перламутровую коробочку.

Новорожденный зеленец-тюлененок, оставшись один, пока мама ушла добывать селедку, подползет по сизым камням к Альфа Омеге, пытаясь привлечь внимание этой странной, худой, длинноногой и длинноволосой тюленихи.

Но внимание длинной тюленихи сосредоточится исключительно на маникюрном наборе. Альфа Омега достанет из плоской коробочки ржавые ножнички, пилочки и кусачки, внимательно их изучит, потрогает и выберет самую острую пилку.

Тюлененок с любопытством захлопает огромными влажными, человеческими глазами.

Альфа Омега зажмурится, еще раз на миг задумается, действительно ли стоит менять все знания человечества на то непонятное, что делает человекоподобное человеком, вспомнит ИЯ, вспомнит удобные и мгновенные ответы на любой запрос – хочешь тебе крапивную пиццу, хочешь водорослевые сашими, а если новопредставленный запамятовал, например, дату собственной предыдущей смерти – пожалуйста, ИЯ знает все, кроме того, что не положено знать: можно ли вывести моль глистами, бывает ли похмелье после олифы, нужно ли в заявке на бесплатное пришивание шланга от пылесоса к причинному месту указывать причину или только место, и, наконец, ответ на древнейший на свете вопрос, существующий столько же, сколько существует свет: как вытащить изо рта электрическую лампочку.

Вспомнив все это, Альфа Омега лишь усмехнется собственному малодушию, да и то сказать, откуда редактированному эмбриону взять много души, когда Демократия делает все для ее ампутации еще в пробирке. Мгновенно решившись, Альфа Омега уверенно вонзит пилку в центр левой ладони, аккурат туда, где искусственное «Я» соединяется с естественным. Дрогнет непрочный (хоть и первосортный) эпидермис, брызнет кровь, и Альфа Омега потратит всю свою энергию, чтобы поверить, что ему не больно, – и действительно перестанет чувствовать боль, увлеченный яростным выпиливанием искусственного я из естественного.

Вернувшаяся тюлениха всплеснет ластами и, прикрыв глаза тюлененку, укоризненно посмотрит на Альфа Омегу, мол, зачем нужны эти сцены насилия при ребенке. Альфа Омега наконец заметит мать и дитя, попытается им улыбнуться и спрячет руки за крест. Кровь будет струиться по ладоням Альфа Омеги, по бурым водорослям, покрывающим сизые камни Голгофы, но чипы как сидели прочно в его первосортном эпидермисе, так там и останутся.

Тогда он нырнет обратно в рюкзак в поисках орудия посущественнее – и вынет осиновый крест Савватия. Острым концом он ударит в самый центр чипа, и тот вылетит с жутким свистом, удаленный без следа, как гнилой и опасный зуб. Так же вылетит и второй.

Кровь хлынет на сизые валуны. Теряя сознание, Альфа Омега увидит в предрассветном небе угасающую звезду и освещенный этой звездой древний город, и откуда-то он будет знать, что на одном языке этот город называется домом мяса, на другом – домом хлеба, а на третьем – плодов, и это как нельзя лучше объясняет библейские путаницы, о которых говорила ящерица Жиж, и что вовсе это не путаницы, а типичная безалаберность переводчиков.

Откуда-то он будет знать, что именно в этом городе, Вифлееме, родился царь Давид, отец Соломона, Царя Израильского, о котором говорил Савватий, и увидит Первый Храм, построенный Соломоном на той самой горе, куда Авраам вел безропотного Исаака, первенца своего, рожденного девяностолетней женой его Сарой, чтобы заколоть его, как ягненка, по требованию Господа, но оказалось, что требование было понарошку, просто проверка связи, так сказать, – неослабевающей связи с Господом.

– Чем тебя одарить? – вдруг услышит Альфа Омега и тут же поймет, что спрашивают не его, а Соломона.

– Не надо мне почестей и богатств, дай мне мудрость! – воскликнет Царь Соломон, и откуда-то Альфа Омега вспомнит, что за этот ответ Господь одарил Соломона и почестями, и мудростью, и богатством, и увидит, как открываются триста щитов из кованого золота – ворота дворца с колоннами из ливанского кедра, окруженного стойлами для четырех тысяч колесниц, – увидит, как веером распахивают хвосты белоснежные павлины, кричат постриженные обезьяны и во дворец входит красавица, одетая как царица, прибывшая из земли, чей прах ценнее золота, где серебро выбрасывают, как мусор, и все деревья посажены еще в первые дни творения и до сих пор орошаются исключительно эдемскими водами.

Альфа Омега восхищенно проследит, как красавица подходит к престолу из слоновой кости с шестью ступенями из чистого золота и двенадцатью львами, на котором разлегся, еле заметно улыбаясь, черноволосый царь с мраморной кожей, в широких одеждах из королевского пурпура, красивее которого не видел Израиль, но поблекли павлины и притихли обезьяны, когда гостья, взмахнув