Базельские колокола - Луи Арагон

Граф д’Эвре ошибался.

Если только его высочество согласится, то он может оказать большую услугу одному из крупнейших сановников республики, который, естественно, не будет его об этом просить. Но само собой разумеется, такие вещи не забываются.

А как раз тогда, в начале 1912 года, на Корсике, как и во всей стране, должны были произойти сенатские выборы. Несколько слов его высочества, сказанные в разговоре, могли отнять у кандидата-консерватора немало голосов: людей напрасно пугает ярлык радикализма… Итак, его высочество посреди зимы съездил на Корсику, где господин Пюглиези-Конти, кандидат правых, выставил свою кандидатуру, не имея никаких шансов на успех, где кандидаты левых провалились и был избран кандидат «Комитэ де форж» радикал, господин Поль Думер, один из самых умных людей на свете, как утверждал Брюнель. Было бы обидно — не так ли? — чтобы из-за неудачи на предыдущих выборах человек такого ума не принимал участия в политической жизни. Его надо было избрать где угодно, но только на юге.

Метр Мепла получил должность мирового судьи на Ривьере. Теперь у него были не герани, а пальмы.

Племянница его кашляла, она была очень благодарна его королевскому высочеству; она вырезала его портрет из «Пти репюбликен» и засунула его за золотую с чернью рамку зеркала. Дети госпожи Лопес подружились с маленьким Брюнелем. Его высочество, кстати, получил от этого дела и другие выгоды: о нём замолвили слово на Кэ д’Орсей, и когда кабинет пал после сенатских выборов, опрокинутый бодливым Клемансо, к его высочеству обратились со смиренной просьбой взять на себя некоторую миссию в Англии. Там были кое-какие затруднения, демократическое государство должно уметь с ними справиться, но для этого требуются люди, способные разговаривать с королями, как с равными.

Одна из крупных утренних газет выразилась так: выбрав господина Поля Думера, Корсика лишний раз хотела доказать, что прекрасные слова Жюля Ферри 17 остались в силе и что во Франции нет места для «остракизма, этого раздражительного ребёнка древнего града». Граф д’Эвре перечитывал эту фразу с некоторым удивлением. Он всегда чувствовал себя обиженным, когда чего-нибудь не понимал: между тем на этот раз сие было простительно.

Господин Поль Думер, вероятно, был бы сильно удивлён, если бы кто-нибудь ему рассказал, какую роль играл в его выборах не только член королевского дома, но и регистратор из департамента Сены-и-Уазы. Не менее удивлён, чем двадцать один год спустя, когда на выставке книг в него попала смертельная пуля. Он был из тех политиков, которые с наивной простотой, от нечего делать, занимают положение председателя «Генерального общества электричества», «Французского кредитного общества», «Генерального общества николаевских верфей» и так далее и пишут книги, рассчитанные на сенсацию: он как раз дописывал свою работу о металлургии железа. «Есть предположение, — писал он, — что производство железа было начато на берегах Чёрного моря, где и сейчас находится лучшая на континенте руда…»

Он отдавал должное донецкой руде, к которой его коллеги из «Комитэ де форж» позже отнеслись с таким вожделением, что послали за ней войска от имени французских держателей русских акций. А ещё позже рука убийцы поднялась на него в надежде, что новая экспедиция добьётся успеха.

Но жизнь и смерть господина Поля Думера находятся вне рамок этого рассказа. Несомненно, всем этим господам из Триньяка, Анзена, Крезо, Омекура 18 и других вотчин очень хотелось, чтобы Поля Думера опять выбрали в сенаторы. Виснер им ни в чём не мог отказать: он поговорил на эту тему с друзьями, между прочим с Брюнелем, человеком, наделённым богатой фантазией. Много различных мер было принято, более действенных, чем слова разных высочеств. Всё это было ясно выражено в утверждении, что во Франции нет места для остракизма, «этого раздражительного ребёнка древнего града». И действительно, древнему граду были чужды красоты «Комитэ де форж».

В январе Виснер встретился с одним из членов группы, который был особенно заинтересован в сенатских выборах на Корсике.

После разговора, в котором Диана и её прекрасные глаза принимали деятельное участие, пришли к тому, что новое правительство всех вполне удовлетворяет. Виснер, слывший приверженцем Кайо, не мог нахвалиться новым правительством, Мильеран, кстати — бывший социалист, показал себя достойным военным министром. В момент, когда постоянные франко-итальянские инциденты (пароходы, захваченные в Средиземном море) напоминали о том, как хрупок мир, наш военный министр обеспечивал французскую безопасность: он реформировал генеральный штаб (что это за генерал Жоффр? Вы с ним знакомы? Что это за человек? Говорят, республиканец?), и он заявил в «Матен»: «Безразлично, какой ценой, но я сохраню за Францией место в первых рядах воздухоплавания».

Виснер только что вошёл в правление крупной фирмы аэропланов. Диана никогда ещё не летала. Это можно будет устроить.

Но разговор зашёл о беспокоящем всех вопросе: забастовка такси продолжалась.

— Я в этом заинтересован, — говорил Виснер, — только косвенно, но меня действительно интересует положение несчастных шофёров: оно, должно быть, ужасно… К тому же это тормозит коммерческие дела в Париже. А в отношении нефти — это просто катастрофа! Город каждый день теряет огромные суммы на налоге. Вы скажете, что в сбыте нефти в мировом масштабе большой разницы не замечается. Но как раз в тот момент, когда ведётся бой, который должен всё решить! Вы знаете, что Рокфеллер, большой друг Франции, борется с немецкими нефтепромышленниками. Всё дело в том, сохраним ли мы немецкий рынок, которым распоряжались наши американские друзья, а через них и мы. Если немецкое правительство решит оставить государственную монополию — решение, вынесенное в прошлом году рейхстагом, — тогда группа «Дейтше банк» победит Рокфеллера, и мы проиграли. Конечно, мы рассчитываем на то, что необходимость вооружения отнимает у немцев возможность вложить капитал в нефтяное дело. И для нас это имеет большое значение, тем более что во Франции существует энергичное, решительное правительство, которое, развивая вооружение нашей страны, отнимает у Вильгельма Второго возможность увлекаться империалистическими мечтаниями…

Да, когда-то у Виснера были прекрасные отношения с императором. Но это был безумный человек: Марокко, Эльзас-Лотарингия, нефть… «Может быть, и женщин наших ему отдать?» — И он показывал на Диану.

— Да, кстати, друг мой, разве мы можем отступиться от Рокфеллера? Честно говоря? Знаете, что он недавно сделал? Он послал в Доль пятьдесят пять тысяч франков на покупку дома, в котором родился Пастер! Это, дорогой мой, изумительно! Пуанкаре был растроган до слёз. Как можно в таком случае терпеть забастовку, ведь эта стрела в спину этого верного друга Франции! Я стоял за соглашение. Депутаты