Королева Парижа. Роман-фантазия о Коко Шанель - Памела Биннингс Юэн

– Наконец-то ты пришла. – Колетт сняла неудачную шляпку, и масса темных кудрей вырвалась на свободу. Потом она движением плеч скинула поношенное коричневое пальто и повесила его на спинку стула. Подруга немного прибавила в весе, заметила Коко. Она только теперь сообразила, что они не виделись уже около года.

– Где ты пряталась? – спросила Коко.

Колетт посмотрела на нее.

– В наших комнатушках под лестницей в Пале-Рояль, – резко ответила она. – Где же еще? – Она кивком указала на раскрытый журнал на столике. – Как я вижу, ты читаешь отрывок из моего нового романа. Они публикуют его по главам.

– Да. – Коко склонила голову к плечу. – Должна признаться, Колетт, что я была несколько удивлена, увидев эту публикацию, учитывая их оголтелые взгляды. – «Гринигуар» как издание правого толка был любимым чтивом среди чиновников рейха в отеле.

Колетт пожала плечами и понизила голос.

– Морису больше не разрешают работать, как ты, должно быть, знаешь, поэтому зарабатывать приходится мне. Он все время что-то пишет в своих блокнотах. Но ты знаешь хотя бы одно издательство в Европе, которое теперь опубликовало бы работу еврея? – Она сдернула перчатки. – Если знаешь, пожалуйста, сообщи мне.

– Я не знаю. И мне жаль.

Коко подалась к Колетт через стол и понизила голос практически до шепота.

– Эти новые немецкие законы, ты уверена, что они распространяются на Мориса? Наверняка есть исключения для обычных людей. – Она выпрямилась и взяла чашку с чаем. – И потом, он же француз.

Колетт горестно рассмеялась.

– Откуда тебе знать о том, как сегодня живут евреи? – Вынимая кошелек с мелочью из сумочки, она посмотрела на Коко из-под полуопущенных век. – К сожалению, дорогая, к Морису нет никакого особого отношения. И в данный момент мы затаились. – Она криво улыбнулась и добавила: – Не высовываемся, если можно так сказать. И потом, ничего из написанного Морисом не пропустит цензура. Ты знала, что теперь все написанное подвергается цензуре, прежде чем будет одобрена публикация? И после этого любая история, книга или газета должны еще получить лицензию.

– Ужасно! – Опять эта немецкая одержимость порядком.

Колетт подняла голову, ее глаза сузились.

– Но почему тебя это интересует?

Ошеломленная Коко посмотрела на подругу.

– Мне очень нравится твой муж, Колетт. Если он когда-нибудь тебе надоест, дай мне знать.

– И что ты станешь делать с евреем в отеле «Риц»? Прятать его в шкафу? – С коротким смешком она повернула голову, выглядывая официанта. – Не притворяйся передо мной, Коко. Ты живешь в одной гостинице с гонителями Мориса.

– Что ты такое говоришь, Колетт? Морис – это Морис! Мне наплевать на то, что он еврей. У меня много друзей-евреев. Я ничего против них не имею. – Обиженная, она уставилась на свою чашку с чаем и принялась двигать блюдце то в одну сторону, то в другую. Когда Коко снова подняла глаза, она встретилась с неприязненным взглядом Колетт.

Бой когда-то предупреждал ее о том, что не стоит высказываться о моральных принципах публично. Ее мысли о том, что хорошо и что плохо, были слишком сложными, чтобы привести их к общему знаменателю. Коко со вздохом закурила следующую сигарету. Зачем она пришла на эту встречу? В самом деле, она лучше относится к Колетт на расстоянии. Эта женщина никогда не думает о том, что переходит принятые в обществе границы. Коко затянулась, позволив горячему дыму спуститься по горлу и наполнить легкие.

Подошел официант, и Колетт заказала ликер с травами «Бональ» (Bonal).

– Хинин хорошо успокаивает мне нервы, – сказала она, когда тот отошел.

– Ты мне позвонила. Зачем тебе понадобилось встречаться со мной? – спросила Коко. Колетт перебирала монеты в кошельке. – Мы достаточно долго дружим, Колетт. Выкладывай.

– Хорошо. – Колетт оперлась локтями на стол и сцепила пальцы. – Это из-за Мориса. – Ее голос задрожал. – Я боюсь за него, Коко. Боюсь, и поэтому пришла просить об одолжении.

– Конечно, конечно. Что угодно.

Официант поставил на столик ликер для Колетт. Отдав ему монеты, Колетт повернулась к Коко.

– Представь меня твоей подруге, Сюзанне Абец.

Коко изумленно смотрела на подругу.

– Ты намерена окучивать жену посла? Дорогая моя, если то, что ты сказала, правда, не подвергнешь ли ты Мориса опасности?

– Послушай. – Костяшки пальцев Колетт побелели. – Морис не знает о моей просьбе. Но у меня есть план его спасения. – Она моргнула, смахивая слезу. Коко достала из сумочки носовой платок и протянула ей.

– Спасения от чего, дорогая?

– Каждую ночь мы ждем, что за ним придут боши. – Ее голос прервался. – Ты знаешь, что теперь каждый еврей во Франции должен зарегистрироваться? Не только иностранцы, Коко, французские евреи тоже.

Коко вспомнила, как полицейские в Марэ тащили в грузовик женщину и как плакал маленький мальчик, звавший маму. Она отогнала это воспоминание и отпила чай.

– Они говорят, что это всего лишь подсчет. Простая перепись в некотором роде.

– А тебе не кажется странным, что они регистрируют или, говоря твоими словами, переписывают только евреев?

– Я не знала.

– Ты не хотела знать. – Голос Колетт стал суровым. Глядя Коко в глаза, она покачала головой. – Ты не понимаешь, Коко, потому что ты не хочешь знать.

На секунду в ней поднялся гнев. Но она подумала о Морисе и о своей подруге Колетт и прикусила язык.

– Они охотятся на нас, Коко. И я должна быть готова, когда они придут. – Колетт уронила руки на колени. – Я пришла умолять тебя о помощи.

Коко выпрямилась.

– Не глупи, Колетт. И не надо умолять, в этом нет необходимости. – С легкой улыбкой она добавила: – Пока ты не упала на колени, расскажи мне, почему именно Сюзанна Абец.

Глаза Колетт округлились, и она, наконец, улыбнулась.

– Госпожа Абец некоторое время назад прислала мне письмо, в котором выразила свое восхищением одним из моих романов. Это было очень дружеское послание. Я подумала, что, может быть, ты бы могла нас познакомить, мы бы встретились за коктейлями или за чаем. Тогда, если Мориса все-таки арестуют, возможно, госпожа Абец замолвит за него словечко перед своим мужем. Я слышала, что посол обожает свою жену. – Оглядевшись по сторонам, она понизила голос. – Если она попросит, то он сразу же освободит Мориса.

С этим она могла справиться. Колетт не ошиблась, Отто Абец действительно любил жену. Для Сюзанны он был готов на все. В душе Коко росло чувство жалости к Колетт и Морису, но она скрыла свои эмоции. Колетт не вынесет жалости. Возможно, в тот момент она и была лучшей писательницей Франции, но она пробивала себе путь наверх с таким же трудом, как и сама Коко. Жалость, особенно со стороны Коко, унизит Колетт.

Поэтому она тщательно обдумала свой ответ.

– Возможно, ты и права. Это хорошая идея,