Русский остаток - Людмила Николаевна Разумовская

– Кажется, только маленькое княжество Лихтенштейн не поддалось нажиму советского правительства о насильственной репатриации… – сказала Екатерина Алексеевна. – Простите, Юрочка, можно я вас буду так называть?

– О да, конечно…

– Вам чай или кофе?

– Все равно. Пожалуй, чай.

– Да… Мне тоже, Катюша, будь добра… – Виктор Александрович пододвинул свою чашку. – Представьте себе, выдачей занимались все, включая Северную Африку и нейтральную Швецию. Швейцария оказывала всяческое психологическое давление, чтобы только избавиться от русских. Не говоря уже о Франции, Италии, Дании, Норвегии и всех других районах Германии и Австрии. И только крошечный Лихтенштейн проявил твердость, заявив, что насильственная выдача несовместима с христианской заповедью о любви к ближним. А? Каково?! – Виктор Александрович даже подскочил на стуле. – Вспомнить Христа посреди этих… бесов, этого кромешного ада! Снимаю шляпу перед лихтенштейнцами и их герцогом!

– А власовцы когда-либо принимали участие непосредственно в боях с Советской армией?

– Видите ли, так называемая власовская армия долгое время существовала только номинально. Немцы использовали этот, как теперь сказали бы, бренд исключительно в пропагандистских целях. Но на самом деле они вовсе не хотели иметь у себя под боком хорошо обученную и вооруженную, патриотически настроенную русскую армию. Первые две, даже полторы дивизии были сформированы только в самом конце сорок четвертого – начале сорок пятого года, когда дело уже шло к развязке. Немцы решили испробовать в наступлении на плацдарм «Эрленгоф» первую дивизию под командованием Буняченко в апреле на одерском направлении. Тоже, знаете ли, интереснейшая личность этот генерал-майор, да и все они… Русские дрались храбро, как могут драться только русские, но сила была на стороне… других русских. Знаете, как говорят: русских могут победить только сами русские. Так и было уже в Гражданскую…

– А знаете, о чем я подумал? – сказал Юра. – У Власова и всех, кто был с ним, все равно не было никаких шансов. Нет, я понимаю, субъективно, возможно, он исходил из лучших побуждений, и его борьба за освобождение народов России заслуживает… – тут он почему-то осекся, – допустим, как вы говорите, самого глубокого уважения и, может быть, восхищения, но… как он себе это представлял?.. Ведь тут, какие варианты ни придумывай, дело неизбежно закончилось бы гражданской войной. Еще одна гражданская война? После всего?! Да разве народ бы поддержал это и выдержал?..

– Катенька! – воскликнул Виктор Александрович. – Ты послушай, что он говорит! Он почти слово в слово повторяет все то, о чем говорил его отец, когда они встретились с моим отцом в лагере. Ты помнишь это письмо?

– Конечно, в общих чертах…

– Поразительно!.. Поразительно…

– И еще я думаю… – продолжал Юра, – несмотря на личную симпатию некоторых посвященных в историю… знающих суть дела людей, народ в целом никогда не полюбит и не поддержит генерала Власова. Может, это самонадеянно говорить от имени народа, но мне так кажется… И знаете, почему? У нашего обкраденного и замученного народа, а теперь еще оболганного и униженного, осталась только одна святыня. Это День Победы. Эту Победу тоже пытаются у него сейчас украсть, но это уже последнее, что у него есть. Больше ему не на что опереться для самоуважения и естественной национальной гордости, существующей даже у самых отсталых племен. Народ примет сейчас кого угодно: Деникина, Врангеля, Колчака… просто потому что эти имена уже ничего для него не значат… Да, в конце концов, того же Сталина, реабилитация которого уже началась. Парадоксально, но это так. И генерал Власов, объективно работавший не на победу, а на поражение Советской армии именно в этой войне, ставшей для всего народа Отечественной… золотой пробой на выживание, нет, он не будет принят народом сердцем. Слишком много сил отдал народ этой войне и этой победе. Быть может, уже и последних сил.

– Я понимаю, Юрий Петрович, о чем вы говорите, но… позвольте задать вам вопрос. Всегда ли народ оказывался исторически прав? Вспомним революцию, вспомним позорное бегство в семнадцатом с фронтов и расправы над офицерами, вспомним равнодушие народа к убиению царской семьи, вспомним, несмотря на тысячи мучеников, безразличное взирание на уничтожение Церкви и даже прямое участие в этом сатанинском деянии, вспомним, наконец, как вообще гнев быстро переходит в озлобление, и озверение, и взаимоистребление… И второй вопрос. Можем ли мы, будучи христианами, обожествлять народ? Как это делали до нас славянофилы, народники, почвенники и иже с ними? Не является ли это грехом против заповеди: не сотвори себе кумира? Нет, мы не имеем права обожествлять ни народ, тем более народ расцерковленный с его крайне низкой сознательностью и бездуховностью, ни, извините, государство, даже если это государство – до боли наша любимая матушка-Россия. И еще: всеми признано, что русский народ не может существовать без высшей цели, вне захватывающего целиком его душу идеала. Тысячу лет это было православие, но, постепенно утрачивая веру, народ оказался в собственной западне. Оказалось, что его способность к жертвенному служению идее вообще, независимо от ее истинности, можно использовать, что и было с успехом сделано большевиками, давшими ему вместо идеала христианского коммунистическую идеологию, в которую народ со свойственными ему простодушием и истовостью поверил, принял и стал защищать. Не кажется ли вам, что этот соблазн духовной подмены является грехом не только соблазнителей, но и соблазненных? Конечно, больший грех на растлителях, но ведь не все растлеваемые и растлеваются… Вот вы говорите, народ все еще за Сталина, идет его реабилитация и все прочее. Но позвольте, какой народ – за Сталина? Тот, кто уцелел, кто не попал в сталинскую мясорубку, кто не был вычищен из нормальной человеческой жизни и не сгнил в многочисленных ГУЛагах, и тот, кто сам доносил, сажал, охранял? Ведь те, кто сейчас защищает Сталина, – это из сохранившихся. А мы знаем, кто легче сохраняется в подобных катаклизмах. Нет, правда народа и правда Божия – это не одно и то же.

– Я согласен, но… мне трудно с вами спорить… я и сам еще до конца не разобрался. Конечно, мы не можем поставить себя судьями над правдой народа и правдой Божией, мы можем заблуждаться… Но народ… Вы не представляете, во что сейчас превращена Россия… На фоне теперешнего разгосударствления, разграбления, анархии и цинизма тоска и призывание твердой руки очень даже понятны, как альтернатива надвигающемуся хаосу, в котором, уж точно, захлебнется тогда и народ, и вся Россия… Получается, для нас выхода нет: либо ГУЛаг, либо анархия со всеми вытекающими последствиями.

– Выход есть, – как всегда, тихо и спокойно проговорила Екатерина Алексеевна, – восстановление монархии.

– Это нереально! – отмахнулся Юра.

– Пока нереально, – уточнила Екатерина Алексеевна.