Тата - Валери Перрен

если ее не станет, уйдет следом. Когда Льес и Натали рассказали, что видели Шарпея, кровь у меня закипела и бросилась в лицо, нахлынули воспоминания, и я начала копать. Я медсестра, и мне не составило труда найти почтовый адрес и номер социального страхования. Через пять минут я знала название улицы, на которой живет Шарпей, дождалась конца недели и отправилась в путь. Приехала в ночь на пятницу. Сняла номер в гостинице рядом с его домом «Бель-Вю».

Сезон был в разгаре. На террасах, пляжах и улицах было полно народу. В субботу я встала очень рано. Ты не поверишь, но я правда никогда не видела Средиземное море. Оно оказалось прекрасным, синим, невероятным, но я не замечала красоты. Мне было плохо, я даже купальник не захватила – в голову не пришло. Я понятия не имела, что буду делать, хотела встретить негодяя, перемолвиться парой слов, отхлестать по щекам или оскорбить. Сама не знаю, чего я на самом деле хотела, и повела себя как киношная шпионка – спрятала лицо за темными очками и ждала внизу, на террасе кафе.

В полдень, выпив четыре или пять чашек кофе и восемнадцать – чая, я едва не вернулась в машину, потому что не понимала, что тут делаю. Солнце пекло невыносимо, и я подошла к кромке воды, чтобы смочить затылок. Пробиралась между полотенцами, зонтами, лежащими телами и думала: «Надо позвонить ему. Найти номер, позвонить и выяснить, есть ли смысл ждать». Я посмотрела на его дом. Шесть этажей, две или три квартиры на каждом. Белые балконы, синие шторы. Вспомнила ту, которая спасла жизнь Кристофа, когда он бросился вниз.

На втором этаже дама поливала цветы. Другая – справа – что-то чистила. Слева, на третьем, мужчина читал газету, сидя в шезлонге, супружеская пара завтракала, на четвертом девушка развешивала белье, а на последнем мужчина наблюдал в бинокль за пляжем.

Я отступила, чтобы видеть обращенный к морю фасад. Хочешь верь, хочешь нет – с полудня до 13:30 тип с последнего этажа ни разу не шевельнулся, так и стоял, пялясь в бинокль. Он меня заинтриговал, и я тоже не двигалась с места и получила феерический солнечный ожог. Предплечья, щеки и шея сгорели, а я не почувствовала. Ждал он кого-то? Любовался яхтами? Этот тип напоминал огромного хищника, часами караулящего добычу на ветке, прежде чем спикировать на нее и убить. Все его соседи давно ушли с балконов и опустили ставни, но не он. В 13:30 он наконец исчез в квартире. Я ждала не Шарпея, а человека с биноклем, и он вернулся около трех и продолжил наблюдение. Этакая статуя с приклеенным к лицу биноклем в красной футболке и темно-синих бермудах. Я подумала: «Это не может быть он…» В Гёньоне Шарпей всегда ходил в серых рубашках, серых брюках и бежевом пальто. Часов в пять меня начала бить дрожь, я кинулась в аптеку, фармацевт обозвал меня идиоткой и велел несколько дней не ходить на работу. Я ответила, что не могу. «Перед вами глупая медсестра, месье!» Он продал мне три тонны мазей, болеутоляющие и велел сразу вернуться домой, а еще снабдил телефоном врача – на случай, если боль станет невыносимой. «Станет совсем плохо – езжайте в больницу, это может быть опасно!»

Я вернулась, легла и проспала, как бревно, до самого утра, а когда в десять открыла глаза, тело горело, во рту пересохло, глаза слезились, а под черепом грохотало сто тысяч барабанов. Наступило воскресенье, и мне пора было уезжать. Небо сменило цвет на темно-серый, пропуская лишь тусклые полосы света. Ветер раскачивал пальмы, температура воздуха упала на десять градусов. Толпа куда-то исчезла, рассосалась. Я наглоталась болеутоляющих и вернулась на пляж – проверить типа с биноклем. Его не оказалось, а на втором этаже курили два подростка. На пляже почти не было отдыхающих. Несколько смельчаков плавали, но море штормило, и спасатели вывесили красный флаг. Внезапно на балконе возник «объект», но без бинокля. Он посмотрел в мою сторону – наверное, спрашивал себя, почему я торчу одна на пляже, застыв, как статуя, и глядя на его дом. Он напоминал Шарпея, но на сто процентов я уверена не была. Седой мужчина смотрел на меня с балкона, а я думала: «Сколько же мы не виделись? Он изменился, я могу и не узнать его. А он меня?» Шарпей часто приходил к моим родителям на аперитив с другими деятелями футбольного клуба.

Мне стало так неуютно, что я вернулась в отель. В конце концов, здание напротив было огромное, это мог быть другой человек, страстный любитель моря или скучающий наблюдатель за себе подобными.

Я снова легла, умолив портье продлить срок моего проживания. Он, как ни странно, оказался человеколюбивым, хоть это и противоречило всем правилам профсоюза отельеров. Я позвонила коллеге и близкой приятельнице, сказалась больной и, объяснив, что утром не смогу выйти на работу, осталась лежать, стуча зубами от озноба и думая о мужчине с последнего этажа, о Кристофе, о часах, проведенных с ним до и после Маноска, о Шарпее, Льесе и о том, как сдержанно, даже смиренно он смотрел на меня на прошлой неделе, когда они с Натали приходили ко мне, а потом уснула. Лихорадка спа́ла ночью, а в четыре утра гроза, пришедшая из Италии, обрушилась на побережье Средиземного моря. Ливень бил по стеклам, ветер грозил разрушить все вокруг.

Он успел первым. Оставил у портье конверт для меня (наверное, обошел не один отель в квартале). «Добрый день, Адель, я видел тебя на пляже и узнал. Что ты тут делаешь? Зачем наблюдаешь за мной? На той неделе – твои дружки, на этой – ты? Позвони и покончим с этим раз и навсегда. Р.» И номер телефона. Подписался он одной буквой, как будто не хотел наследить. Значит, это он человек с биноклем. Мне стало не по себе. За чем он наблюдал день напролет? А вернее – за кем?

Я не позвонила. «Твои дружки». Меня затошнило от этих слов. Что он имел в виду под «покончим с этим»? Он наверняка занимался в Каннах тем же самым, что и в Гёньоне. Природа хищника не меняется, даже если он поседел и переехал. Такие, как он, всегда пристраиваются рядом с детьми.

Я подумала: «Он наверняка выходит за покупками, прогуляться или по делам» – и в понедельник в семь утра уже стояла у его дома. Чуть в стороне, но так, что был виден