Городошники - Татьяна Нелюбина

И спасибо не скажут!

Как я сама – своим папочке с мамочкой.

Для чего тогда это все, какой в этом смысл.

Какой смысл – опять и опять убегать куда-то? Прожили же мои родители как-то вместе целую жизнь. А Прохор такой независимый, такой устремленный, цельный. Я должна понимать его. Поддерживать! А не рубить с плеча.

Хорошо бы, если и тайные, самые тайные – тщеславные, пусть! – планы его вызывали бы у меня не сопротивление, а сочувствие.

Он хочет чего-то добиться. А я, самый близкий ему человек, должна стоять рядом. Нужно спросить его, о чем он мечтает. Оказывается, я еще не спрашивала.

Я же привыкла заниматься собой. Своими открытиями, своими стремлениями. А еще есть Прохор. Мой муж. Он верит в меня.

А я в него? Прохор, который радуется самому маленькому, но своему, открытию. И втайне гордится им – значит, и я должна им гордиться.

А мы все ссоримся. Он хочет чувствовать себя мужчиной – то есть властвовать. Хорошо, раз ему так хочется.

…Но мне-то гораздо приятнее, когда он властвует иначе – с любовью, лаской, нежностью. Тогда я – женщина.

И я хочу быть женщиной, хочу знать, что он – мой.

– Ты в этой шубке красавица, – сказала мама. – Пойдем папе покажем.

Папа одобрил обновки.

Мама присела, вздохнула:

– Ты у нас, конечно, сама все знаешь. Лучше всех. Сначала обзавелась детьми, потом решила подбросить их нам.

– Папа, если я ваша единственная дочь, то должны же вы мне помогать? Вот раньше – только радовались наследникам.

– Да она тоже радуется. Она же мать. Так, болтает.

Он такой чудный. Купил Даше костюмчик, который мне так понравился. А потом гордо катил коляску с внучатами.

– Я? Болтаю? – возмутилась мама. Повернулась ко мне. – Ты все-таки удивительный человек.

– Да, я знаю.

– Прямо вперед не заглянешь ни на миллиметр! Сначала ничего, кроме своего института, не видела, потом – никого, кроме мужа, потом – кроме детей. А теперь что? Теперь тебе ни детей, ни мужа, ни родителей, теперь тебе диплом подавай. Вот вынь да полож!

Я смотрел, как она носится по кухне, что-то напевая, готовит поесть. Я не хотел здесь есть. Слушал, как она напевает, как говорит:

Я горжусь тобой! В институте оставляют лучших из лучших! С квартирой что-нибудь придумаем, в конце концов, комната у нас есть! По распределению меня никуда не зашлют – где муж, там и жена!

Будем работать, участвовать в конкурсах!

Тебе нужно обязательно защитить кандидатскую!

В аспирантуру поступим вместе!

Мы справимся! Папа с мамой помогут!

Я кивал. Отчего женщины так любят строить планы. В которых не хочется принимать никакого участия.

Отчего они так легко отбрасывают твою жизнь. Отчего так спокойно перешагивают через барьеры, через которые не перепрыгнуть.

Я думала, что мы все обсудили, обо всем договорились, а он вдруг строптиво сказал:

– Собирайся, Милка, поехали.

– Прохор, милый, но все прекрасно устроилось, баба Тося будет сюда приезжать…

– М-ам, дем к папе!

Даша кое-как напялила на себя шубу, шапку надела задом наперед.

– Даша. Мы никуда не поедем.

Даша сморщилась, толкнула меня, потом его, залопотала, что папа ее не любит, потому что уплыл от нее на какой-то лодке, по какому-то озеру.

Я хотела «перевести» ему, что говорит дочь, я хотела сказать: ты даже не понимаешь, что говорит дочь, ты не понимаешь, что думаю я, в каком ужасе просыпаюсь одна. Как мне страшно возвращаться в ту комнату, где начался наш разлад.

Даша кидалась к нему, ко мне, приговаривала:

– Дем, дем! – Потом посмотрела на меня строго: – Васьюса! – и полезла к папе на ручки. Оттуда, с высоты смотрела на меня выжидающе: бери Васюшу, одевайся, пошли!

– Прохор, давай еще раз вместе подумаем. Я буду работать дома. Здесь много места, есть куда поставить планшеты. А там? Куда я там с ними сунусь? Это логичный довод?

– Нет. Ты могла бы выйти на диплом годом позже.

– Годом позже сыну будет столько, сколько сейчас Даше. Она очень подвижная. А сейчас он только спит, и мне всего лишь нужно кормить его грудью через каждые три часа. Отсюда до института – пять минут ходьбы, я всегда могу отлучиться. Дашенька, дай-ка мне твою шапку и шубку, покормим братика и тогда пойдем гулять.

Даша не сопротивлялась.

– Второй довод. Там я с детьми одна, а здесь они с дедушкой и бабушкой. Даше веселее.

– Милка, ты понимаешь, что мне придется делать два диплома. Вместо восьми досок – шестнадцать.

– Рабов нагоним. Главное же, что одна голова – хорошо, а две – лучше. Домой ты будешь приходить только ночевать, так не все ли равно, куда? Сюда – ближе. С папой и мамой даже встречаться не будешь, придешь – они спят. Веские доводы?

Ему пришлось согласиться.

Я наладил машинку, чтобы нарезать пенопласт для рабочих макетов, и все думал, как мне сделать «капилляры», из чего. Из прозрачных трубок? Из проволоки?

Накаленная проволока резала пенопласт, как масло, ровные, гладкие дольки падали вниз, в коробку. Девочки выбирали себе, кому какие.

Ясно, форма «капилляров» зависит от концепции, от ведущего замысла. Но их конструктивное решение – пластмассовые трубки, алюминиевая или латунная проволока – явно повлияют на концепцию.

Я дождался консультанта по конструкциям. Но он нудно говорил об «уголках» да «профилях». А я уже загорелся скульптурной выразительностью сложных узлов, все прикидывал, какие фантастические формы можно загнуть! В буквальном смысле – из проволоки.

Я навертел, накрутил из проволоки узлов, похожих на морские – восьмерку, удавку, кошачьи лапки, а стопорный привел меня к простой форме, к спирали. Если «капилляры» сделать из спирали?

– Че генерируешь? – спросила Зина. – От тебя искры летят.

– Пытаюсь постичь тайну творчества.

– Своего?

Я промолчал, и Зина с обычной своей невозмутимостью дала такое определение:

– Это деятельность, порождающая нечто качественно новое и отличающаяся неповторимостью, оригинальностью и культурно-исторической уникальностью. Творчество специфично для человека, так как всегда предполагает творца – субъекта творческой деятельности.

– Будем надеяться, что я субъект.

– Дадада.

Даша подбежала к двери, привстала на цыпочки и показала мне, как она выросла. Пальчиком тыкала в отметку, которую деда сделал месяц назад, ладошкой прижимала свой затылок, качала головкой, ой, ой, как Даша выросла!

– Знаешь, как растешь? Когда перестаешь верить, что это была ты. Когда-то раньше, что это была именно ты, сейчас в это совершенно не верится.

Даша вцепилась в мой стул и стала старательно прыгать.

– Т-с-с, Даша, мама работает.

Это