Камень небес - Валерий Викторович Дмитриевский

было ни гроша, и вдруг такой алтын… Там в пятьдесят дремучем году нашли мелкие кристаллы горного хрусталя в узких трещинах в гранитах, совершенно невзрачные. Никакого интереса они не представляли, абсолютно дохлый номер. Но хрусталь в то время, видимо, был очень нужен, денег на его поиски не жалели, и, надеясь на что-то лучшее, в гранитах стали проходить штольни (штольни!) со взрывчаткой, прослеживая эти трещины. Результат был тот же, и мы, прочитав об этом в отчёте и изучив карты, работать там не планировали. А Гладышев почему-то захотел этот Каргадон посетить. И главный геолог экспедиции Камалов, опасаясь, что вдруг Григорий Петрович что-нибудь там всё-таки «выявит», а наша контора в этом участвовать не будет, решил, что я должен его сопровождать. Имитация бурной деятельности, меркантильный интерес, стремление не упустить приоритет открытия, пусть и маловероятного, – тут было всё, что именовалось «политикой», не было только практического смысла.

Если честно, я так и не мог уразуметь, зачем нас заставили искать здесь горный хрусталь. В гладышевском НИИ давно наладили выращивание искусственных кристаллов, и обходилось это довольно дёшево – дешевле, чем искать новые месторождения. Эти кристаллы полностью обеспечивали потребности электроники, радиотехники, оптики и часовых заводов. Правда, существовали и засекреченные отрасли, где природный хрусталь использовали в больших количествах. Его приходилось закупать аж в Бразилии, и своё крупное месторождение позволило бы избавиться от лишних валютных трат – это понятно. Но в геологической истории нашей поисковой площади не было условий для образования промышленных хрусталеносных жил. И прошлый, и нынешний сезоны убедительно это доказывали. Это должно быть ясно уже всем. Однако остановить громоздкую, скрипящую и коптящую госплановскую машину не под силу никому, и нам остаётся выполнять роль шестерёнок и винтиков в этой машине. И Гладышев, несмотря на его статус корифея, был, в сущности, не более чем таким же винтиком.

Известно еще несколько камней, из которых вырезают печати, это «гиалоэйдес», отражающий изображения и прозрачный, а также «антракион» и «омфакс». Известны также горный хрусталь и аметист, оба они прозрачны. Эти два и «сардион» обнаруживают, когда разрезают определённую горную породу.

Теофраст, «Трактат о камнях»

А хорошо быть научным сотрудником! Сколько раз я с ними сталкивался, и всегда было примерно одно и то же. Приедут, походят, посмотрят своим учёным глазом на породы, на составленные нами карты, что-то одобрят, с чем-то не согласятся, глубокомысленно объясняя нам, недоученным и неостепенённым, свою точку зрения, – вот и вся работа, которая занимает несколько дней. Дальше начинается самое интересное: здоровый, продолжительный сон, походы на рыбалку, фотографирование в разных позах на лоне дикой природы, анекдоты и пересказы сплетен о богах геологического Олимпа по вечерам у костра… Никаких тебе обязательных объёмов работ, результативности поисков, плана по приросту запасов. Проведя так с приятностью несколько недель и посчитав, что сделано достаточно в качестве «научного сопровождения работ», кандидаты и доктора улетали обратно к себе, в одну из столиц. А потом присылали нам оттиски собственноручно написанных статей в академических и прочих серьёзных журналах, где на пяти страницах научным, то есть максимально усложнённым, языком излагалось то, что мы в годовом отчёте уместили на двух. Потому что выражаться ясно и понятно в их среде считается дурным тоном, и вместо, скажем, «отбор проб» они обязательно напишут «осуществление процедуры отбора проб»… Оттого-то я эту публику недолюбливал, даром что их познания намного превосходили мои и в своё время они затратили немало усилий, чтобы, продравшись через дебри марксистско-ленинской философии, научившись находить знакомые слова в иностранной научной литературе и худо-бедно ознакомившись с основными ветвями геологии (минералогия, петрография, геоморфология, тектоника, геохимия, палеонтология и прочая, и прочая), сдать кандидатские экзамены, сочинить объёмную диссертацию на какую-нибудь злободневную тему вроде «Седиментогенез в бассейнах среднего и позднего миоцена Восточного Паратетиса» и защитить её перед синклитом учёных мужей. Вдобавок мне было известно, что успешная защита невозможна без связей со многими нужными людьми, включения в соавторы своих аспирантских статей членов данного синклита и прочих тактических ходов, наработанных предыдущими поколениями соискателей научных степеней. А как же! Зачем тебе наука, если ты не умеешь жить по законам, принятым в её среде?

Как бы там ни было, насчёт Гладышева у меня не было никаких предубеждений, он был нормальным мужиком по сравнению с некоторыми его коллегами, но его вояж к нам, а особенно необходимость лететь с ним на Каргадон, были мне чрезвычайно досадны. У нас остались самые дальние маршруты, и в такое время выдёргивать меня из отряда, чтобы полюбоваться на пустые штольни, а ребятам оставлять тяжелейшие, в том числе и многодневные, выходы!.. Нет слов, одни чуйства.

Лишь белая, в белой одежде,

Как в пеплуме древних богинь,

Ты держишь хрустальную сферу

В прозрачных и тонких перстах.

А все океаны, все горы,

Архангелы, люди, цветы,

Они в хрустале отразились

Прозрачных девических глаз.

Николай Гумилёв

Точно на озеро солнце бросило лучи свои – змеи, – и они сверкали хрусталём. Лебедем – поясным зеркальцем – взмахнула, зеркальце цепью звякнуло. Сверкнуло в воздухе птицей, светом. Она крикнула: «Пора и мне любить». Она оборвала две золотых солнечных струны и ими сверкала по воздуху.

Андрей Белый, «Зацветающий ветр»

21 июля

Сегодня удивительно пели птицы, когда мы с Лёнчиком шли по лесу к подножию горы, где начинался наш маршрут. Они прятались в кустах среди листвы и оттуда носа не показывали. Я спросила у Лёни: кто это поёт? Он пожал плечами. А какие у нас в тайге певчие птицы есть – овсянки, зарянки, пеночки? Самые заметные – кедровки, дятлы, сойки, куропатки, рябчики – не поют. Вот разве синички только: «пиньтю-пиньтю, цити-цити…». А других я и не знаю.

Это не дневник, просто разговоры с собой. Поговорить-то не с кем… Первый раз за многие годы мы с Витюнькой лето врозь проводим. Я и не думала, что мне будет так его не хватать. Вроде бы и ребята все те же, хорошо знакомые. В прошлом году мы почти сдружились. Ничего, что Саша постарше, а Лёнчик с Колей совсем зелёные. Как-то получалось у нас жить весело, не было никаких раздоров. А сейчас почему-то не так. А в чём дело, я понять не могу. Может быть, я слишком скучаю по Витюньке, и мне всё это кажется?

Хорошо, что Пирата я сюда привезла. И Лёня ничего не сказал, молча согласился. Я