Голые среди волков - Бруно Апиц

– Староста лагеря! Немедленно собрать людей!

Кремер протиснулся сквозь толпу, закупорившую вход в барак, и опустился на скамью у стола старосты. Аким видел, как он измучен.

– Давай пойдем к воротам, – сказал он, – все равно, ничего не поможет…

Кремер грохнул кулаком по столу. Это была лишь разрядка напряжения. Он вскочил и крикнул Акиму:

– Выводи людей на построение, когда тот снова заорет. Но только на построение!

Уже несколько раз Швааль торопил коменданта с отправкой еврейского этапа. Блокфюреры, словно запертая собачья свора, караулили за окнами административного здания у ворот. Прошло еще полчаса – аппельплац по-прежнему был пуст.

Чего бы не дал Бохов, чтобы не торчать в бараке из-за сковавшего весь лагерь приказа!.. Он ждал, мучаясь нетерпением и неизвестностью. Что делает Кремер? Что происходит в бараках еврейских товарищей? Что творится у ворот?

Вдруг прозвучало новое объявление:

– Внутрилагерной охране немедленно собраться у ворот!

По тону Райнебота Бохов понял, что тот решился на крайние меры.

– Они пойдут напролом, – сказал он, и находившиеся рядом заключенные озабоченно уставились на громкоговоритель, который с каждым разом звучал все более враждебно и грозно.

– Вот уже вызвали лагерную охрану! – сказал кто-то среди полной тишины.

И сразу же другой голос начал декламировать:

Все дотла сожрало пламя,

Где взвивался дым, как знамя.

И застыл в глазницах окон

Страх дремучий,

И взирают молча тучи

С выси вниз…

Кто-то трескуче засмеялся, словно пролаял…

Обычно лагерная охрана спешила к воротам бегом. На сей раз она сомкнутым строем промаршировала по аппельплацу. Это длилось несколько минут дольше, но ведь борьба шла за каждую минуту промедления. С лихорадочным вниманием следили заключенные в окна за тем, что происходит у ворот, после того как туда подошли сто человек под командой капо. Они видели, как из ворот появился Райнебот, видели, как ему отрапортовал капо, видели, как Райнебот начал распоряжаться, как охрана перестроилась по его указанию и как затем комендант снова скрылся за воротами. И вдруг стража распахнула ворота, в лагерь хлынула орда блокфюреров с дубинками в руках и помчалась по аппельплацу. Заключенные у окон заволновались.

– Побежали за евреями!

Внезапным шквалом налетела дикая орава на евреев. Те с криком бросились в бараки. Дубинками их вновь выгнали оттуда. Кремер оказался в центре дьявольской свалки. Он спасал тех, кого больше всего теснили озверевшие эсэсовцы, не замечая ударов, попадавших и по нему. Часть блокфюреров преградила входы в бараки, другие погнали вопивший человеческий клубок к аппельплацу. Тех, кто по пути падал, пинками заставляли подняться… Кремер не пошел к воротам. Перед опустевшими бараками валялись одежда, кружки, миски. В бараках столы и скамьи повалены, шкафчики распахнуты, в спальных помещениях тюфяки сорваны с нар и разодраны. С конторки старосты свисали обрывки географической карты. Тяжело дыша, Кремер стоял в обезлюдевшем бараке, пока не утихло гулко стучавшее сердце. Он был похож на смертельно раненное животное, которое вот-вот рухнет. Лишь постепенно Кремер смог привыкнуть к внезапно наступившей тишине. Сдвинув шапку на затылок, он вытер рукавом мокрый лоб и вяло опустил руку. Затем еще раз огляделся и вышел из барака. Здесь больше нечего было делать…

Внутрилагерной охране приказали окружить согнанных живой цепью. Блокфюреры исчезли. Возле административного здания все опустело. Толпа стояла час, другой. Сгустились сумерки. Отправлять этап уже было поздно. Швааль беспрерывно звонил на веймарский вокзал. Приготовленные товарные составы не могли выехать – путь был забит. Прошел еще час, люди по-прежнему стояли у ворот. Над их головами шагали по мосткам часовые на главной вышке, с любопытством поглядывая вниз, на скопище людей. Взявшись за руки, стояли охранники вокруг стиснутой массы. Согнанные евреи ждали со страхом, что будет дальше. Здесь, на виду у эсэсовцев, они не решались заговорить с внутрилагерной охраной. Но глазами они молили: «Вы такие же, как и мы. Зачем вы держите нас?» Один из охранников, чувствуя на себе неотрывный взгляд заключенного-еврея, подумал: «Если этот побежит, я не стану хватать его…» Кто знает, существует ли телепатия? Оба заключенных смотрели друг на друга. Еврей застыл на месте. Казалось, он не дышит. Вдруг он пригнулся. Охранник почувствовал, как его сосед двинул рукой, но еврей уже проскользнул под руками и помчался прочь. Это смелое бегство вызвало «цепную реакцию». Четыре, пять, десять человек проскользнули вслед за ним и пустились по аппельплацу. Толпа заколыхалась, начала напирать. Цепь охранников оказывала сопротивление. Однако таинственный ток уже был пущен. Охранники хватали бегущих, но только для того, чтобы не все убежали сразу. Потом подняли руки и дали проскочить новым десяткам людей. Странные мысли мелькали при этом в головах охранников. «Что нам делать? Они опять удирают от нас! Мы всячески стараемся их удержать, но ничто не помогает…» Гораздо более странным было то, что из ворот никто не появился. Часовые на вышке не поднимали шума, хотя, несмотря на темноту, должны были заметить бегущих людей. Не появлялся ни Райнебот, ни кто-нибудь другой из начальства… Может быть, Райнебот в это время находился у Швааля? А может, часовые на вышках думали: «Ладно, бегите, нас это не касается. Все равно скоро конец!» Все новые и новые группы исчезали с молчаливого согласия лагерной охраны, и вскоре у ворот никого, кроме охранников, не осталось. Капо пожал плечами:

– Ну что ж, пойдем и мы. Стройся!

Тихо, словно стараясь никого не потревожить, охранники построились. Сперва робко, затем все более уверенно, они промаршировали по аппельплацу назад. За первым рядом бараков их встретил Кремер. Он все видел. Капо пожал плечами, как бы выражая покорность судьбе.

– Ступайте к себе в барак! – сказал Кремер. А что еще можно было сказать в этой странной ситуации?

– Ступайте! – сказал он и заключенным, работавшим в канцелярии, когда вернулся туда, а потом и сам направился в третий блок.

– А ну их к… –    грубо ответил он на вопрос Вундерлиха, собирается ли он давать ночной свисток. – Я вообще не стану больше давать никаких свистков.

Бегство заключенных-евреев не вызвало никакой реакции со стороны начальства. Этот факт трудно было постичь. Неужели Райнебот, возвратившись от Швааля, подумал то же самое, что и часовые на вышке? Доложил ли он вообще начальнику лагеря об исчезновении евреев? Может быть, там не было Клуттига, который, конечно, стал бы беситься?

Вечер сменила ночь. Все уже знали, что внутрилагерная охрана