Любимых убивают все - Сабрина Хэгг

Когда Аксель немного успокоился, на него обрушилось одно-единственное чувство – чувство полного изнеможения. Йенни подалась вперед и обняла Акселя так крепко, как только могла. Она уткнулась лицом в его влажную бронзовую шею, выдохнула облегченно, закрыв глаза.

– Спасибо, – прошептал Аксель, зарываясь носом в ее рассыпавшиеся по плечам волосы. Он уже и не помнил, когда обнимал ее по-настоящему в последний раз.

– За такие вещи не благодарят.

Еще три минуты они сидели обнявшись в пустынном холле, на холодном полу.

– Твоя мама же на машине? – спросила наконец Йенни, отстраняясь от Акселя. – Давай позвоним ей, чтобы забрала тебя? В таком состоянии ты не можешь сидеть тут до шести.

– Нет, только не маме! – ответил Аксель, протестующе качая головой. – Я не хочу, чтобы она знала…

– Ладно, тогда я позвоню своей маме. Она отвезет нас ко мне домой.

Йенни достала телефон из кармана, но Аксель выхватил его из ее слабых робеющих рук.

– Не надо никому звонить, – отчеканил он, делая внушительные паузы между словами. – Я справлюсь сам.

– Аксель, зачем ты все усложняешь? Моя мама будет здесь через минут сорок. Это важно, она поймет…

– Я не хочу, чтобы Исабель мчалась сюда из Мальмё, чтобы довести меня до дома, который находится в восьми минутах езды на велосипеде.

– Ладно, – сдалась Йенни. – Тогда вместе едем ко мне на велосипедах. И возражения не принимаются.

* * *

– Ты голоден? – спросила Йенни, захлопывая входную дверь. – У нас осталось немного «Летающего Якоба»[67].

– Нет, спасибо.

Аксель разулся и вышел из прихожей, молча ожидая указаний от Йенни.

– Идем в мою комнату. Тебе нужно прилечь и отоспаться.

– Это все не обязательно. Я могу и тут посидеть, – отозвался Аксель, указывая подбородком на дверь, что вела в гостиную.

– Не глупи, идем. Ты бы видел, каким измученным ты сейчас выглядишь, – сказала Йенни. Она бережно заключила пальцы Акселя – трясущиеся, уже давно не тронутые пятнами от графита – в свои ладони и повела его за собой вверх по лестнице.

Когда они вошли в комнату Йенни, Аксель неторопливо прошел к застланной нежно-голубым одеялом постели, сел бесшумно. С фотографий, развешанных под низеньким потолком, на него смотрел он же сам – только жизнерадостным взглядом, с широкой улыбкой на губах. Как будто бы это был другой человек – хороший знакомый, не более. В груди у Акселя неожиданно кольнуло.

– Как ты себя чувствуешь? – тихо спросила Йенни, встав напротив Акселя. Ее пальцы нежно скользили по его острым скулам и крепкой шее, зарывались в мягкие волосы.

Аксель поднял на Йенни глаза и осторожно обвил руками ее талию. Он смотрел на нее с благоговением, с почти что болезненным обожанием.

– Хорошо. Намного лучше, – таким же полушепотом ответил Аксель. Он аккуратно прижал Йенни ближе к себе, прислонившись лбом к ее ключице. Ему нравилось чувствовать легкие, точно морская пена, руки Йенни в своих волосах, ощущать тепло ее кожи на своих губах. Иногда ему хотелось запечатать в тайниках памяти эти невесомые прикосновения, вызывающие дрожь объятия, чтобы в любой миг их можно было достать оттуда, пережить снова.

– Я очень рада слышать это, – сказала Йенни, мягко улыбаясь. – Но, думаю, немного вздремнуть лишним не будет. Я рядом.

– Тебе лучше вернуться в школу. Ты не должна из-за меня пропускать занятия. Тебе нужен высоченный средний бал, чтобы поступить в USC[68].

– Даже не мечтай. Я останусь с тобой.

Йенни бережно отняла голову Акселя от груди и коротко поцеловала его в лоб. Когда Аксель проснулся от очередного кошмара, за окном уже был вечер. Комната плескалась в темно-синем сумраке.

В груди у Акселя пульсировала тупая, изнурительная боль, дыхание сбилось. Звуки сирен, рваные всхлипы Робби и крики… чьи-то неразборчивые громоподобные крики еще какое-то время не покидали его головы.

Он так от этого устал.

Йенни до сих пор спала, повернувшись к Акселю лицом. Он провел пораженными тремором пальцами по ее ладони, мирно лежавшей на подушке. Аксель задумался о том, что сегодня был первый раз за последний месяц, когда он обнял Йенни, когда позволил себе прикасаться к ней и не испытывать при этом чувства вины. Почти не испытывать. Несмотря на то что Йенни простила его, Аксель заметил: когда он дотрагивался до нее или пытался обнять, Йенни непроизвольно вздрагивала, отстранялась едва заметно, словно ей было неприятно или страшно. Она надеялась, Аксель не заметит непривычной реакции на свои прикосновения. Ей казалось, это непременно разобьет ему сердце. Но Аксель заметил, еще в день, когда рассказал о своем диагнозе. И потому он старался как можно реже прикасаться к ней, хотя порою это было единственное, чего он желал. Вся любовь его и нежность заключались теперь в том мучительном неприкосновении.

Аксель к тому же так и не смог простить себе того, что сделал. Он сомневался, что когда-нибудь сумеет оставить это в прошлом, что когда-то еще позволит себе хотя бы думать о близости с Йенни. Она окончательно стала для него чем-то святым, неприкосновенным.

Йенни проснулась десятью минутами позже. Она неспешно разлепила веки, уголки ее губ приподнялись в улыбке. Аксель смотрел на нее, и в ту секунду его захватила нежность столь невыносимая, что отзвуки ее острой болью рассыпались по всему телу.

– Давно ты проснулся? – спросила Йенни и щелкнула включатель от лампы на прикроватной тумбе.

– Нет, недавно. Ты можешь не вставать пока? Давай еще немного полежим?

Йенни кивнула, придвинулась чуть ближе. Лицо ее по-прежнему освещала сонная улыбка.

– Что я буду делать в следующем году, когда ты укатишь в Штаты? – спросил Аксель, скорее адресуя вопрос себе, чем ей. Он аккуратно взял ладонь Йенни, выставил перед своими глазами, рассматривая ее в лимонно-желтом свете лампы, точно диковинную драгоценность. – Ты представляешь, какая потрясающая жизнь у тебя начнется? Будешь учиться в лучшей в мире киношколе, в самом центре Лос-Анджелеса. И тебя будут окружать интересные и креативные люди, такие же увлеченные кино, как и ты сама.

– Еще далеко не факт, что я туда поступлю и получу грант, – ответила Йенни. – Да и вообще, мне необязательно нужно ехать в Калифорнию. Я могу и в Стокгольме найти факультет кино, или в Осло, или в Нидерландах… Тогда я смогу минимум раза два в месяц ездить к тебе, сюда.

– Нет, Йенни, это… это не то, что я хотел сказать, – спохватился Аксель. Он прижал ее ладонь к груди, и взглянул ей в глаза. – Ты не можешь отказаться. Я никогда не прощу себе, если ты предашь