Камень небес - Валерий Викторович Дмитриевский

стажем, опытная и выносливая, – но всё-таки женщина. Было заметно, что ей уже трудно ходить наравне с нами. Как говорил в прошлом году Витя Коркин, усталость – это такая противная штука, она имеет свойство накапливаться… Мне нельзя было надолго покидать лагерь, так как мог прилететь вертолёт для заброски нас с Гладышевым на Каргадон, поэтому ближний маршрут я взял себе. За день его не пройдёшь, нужна была ночёвка. А Лёня должен был с Колей сходить к Можекану, и на это мы запланировали четыре дня: день туда, два дня маршрутов – таких же, как и в первый наш выход, чтобы идти поодиночке и видеть друг друга, – и день обратно.

Однако Тоня с такой диспозицией не согласилась.

– Я лучше с Лёней на Можекан пойду. А на канавах пусть Коля поработает.

С опозданием я сообразил, что Тоню, в самом деле, не надо оставлять в лагере вместе с Гладышевым. Он часто по вечерам напрашивался к ней на аудиенцию, а она, чтобы не выглядеть невежливой, не находила причины отказать. Это мне совсем не нравилось. И я однажды, придумав повод, вошёл к ней в палатку, когда там был Григорий Петрович. Он сидел рядом с Тоней на нарах и что-то увлечённо рассказывал, помогая себе жестами. Она с прохладным вниманием слушала. Ни в чём неприличном его упрекнуть было нельзя. И я вышел. Конечно, Гладышев не из тех ловеласов, кто распускает руки, у него другой подход, через ласковые речи. Некоторым девчонкам интерес к ним таких галантных, пусть и пожилых, кавалеров нравится. Но я видел, что его назойливое внимание Тоне неприятно. Когда мы все уйдём из лагеря, она несколько дней будет с ним почти наедине (Аркаша – пацан, он не в счёт), и Гладышев развернёт свой павлиний хвост во всей красе. Надо избавить её от этого. И я, ничего не объясняя, сказал Бессонову, что желание дамы – для рыцаря закон. Это подействовало, и диспозиция была пересмотрена.

Да, вот и кончается этот неудачный сезон. Запомнится он, пожалуй, лишь фартовой рыбалкой. Самое большее через неделю все мы улетим домой. Тоня съездит в Иркутск за детьми, а там и Витя ненадолго прилетит с Илигира повидаться с ними. А я с женой и сыном сгоняю куда-нибудь за брусникой. Есть у меня на примете несколько мест, где ведро можно набрать за час-полтора. И на берег Байкала мы обязательно сходим, разожжём костерок, рыбки на рожнах испечём. И я постараюсь поскорее забыть эту бесполезную беготню по горам. Хотя, пока не напишу отчёт, забыть её не получится…

Раздобудь огранённый прекрасный, чистый, прозрачный кристалл, величиной с небольшой апельсин, т. e. примерно полтора дюйма в диаметре; пусть будет он сферическим или круглым, как то будет угодно; затем, когда ты раздобудешь этот кристалл, ясный и чистый, лишённый пятен и изъянов, возьми небольшую пластину из чистого золота, чтобы она заключила кристалл вокруг одной его половины; помести его на подставку из слоновой кости или эбенового дерева. <..>

Затем помести сосуд с благовониями между кругом и священным столом, на котором покоится кристалл, и брось в огонь благовония, произнося:

«Я заклинаю тебя, о существо Огня! Сотворившим все вещи, как Небесные, так и земные, а также и вещи, что пребывают в море, и в любом ином месте, дабы незамедлительно ты избавляло от любых призраков, дабы никакой вред не был причинён ни единой вещи. Благослови, о Господи, это существо Огня, и освяти его, дабы было оно благословенно, дабы было оно насыщено силой и добродетелью сего благовония; дабы никакой враг, никакая иллюзия не могла подступиться к нему; Господом нашим Иисусом Христом. Аминь».

Аббат Иоганн Гейденберг (Тритемий),

«Искусство заключения духов в кристалл»

Утром, когда мы собирались уйти по своим маршрутам, с базы передали: вертолёт на Каргадон планируется на завтра, к вам прилетит часов в одиннадцать, будьте готовы.

Вот не мог он ещё на день задержаться! Так бы я спокойно к завтрашнему вечеру вернулся. А теперь придётся почти бегом бежать, чтобы успеть к вертолёту. Я не сдержался и подосадовал вслух. Коля поглядел на карту маршрута и негромко свистнул.

– Трудный ход. Два подъёма с тысячи двухсот почти на две пятьсот. И время ограничено. Сколько километров?

– Много.

– Похоже, больше двадцати. Да-а…

Он не ошибся. Накануне я измерил по карте: семнадцать километров маршрут и семь – подход и отход. Итого двадцать четыре. А по вертикали я не считал.

– Ничего, начальник, – ободрила Тоня. – На Каргадоне такой спешки у вас не будет.

Она, сама не заметив, по прошлогодней привычке назвала меня «начальник», что не понравилось Бессонову. Он помрачнел и взял в руки молоток:

– Ладно, мы пошли.

– Присядем на дорожку, – предложил я. Надо было кое-что сказать им, пока мы были на Жерго все вместе. С сожалением я подумал, что давно должен был поговорить с ними обо всех наших проблемах начистоту, без всяких фантазий вроде моего падения со скалы. А сейчас уже поздно. Сезон не удался, и этого не исправишь. Неужели потому, что он у меня тринадцатый?..

– Это последний для вас маршрут. Вернее, крайний. Возможно, самый тяжёлый, потому что устали все, – говорил я, думая о том, как нелегко придётся Тоне в эти четыре дня. И всё же другого расклада у нас, действительно, не было. – Надо просто его пройти. Без всяких подвигов. Вернётесь – подготовьте лагерь к ликвидации и ждите вертолёт. Мы закончим работу на Каргадоне и на обратном пути залетим за вами.

– Не драматизируй, шеф, – ответила Тоня. – Дело обычное. До встречи в Нижнем.

Она стояла и улыбалась, поглядывая то на меня, то на Лёню. И я читал в её глазах: сами домой хотим поскорее, не надо учить учёных. И не было на её лице никакого следа усталости, а только свет радости от того, что все трудности когда-нибудь кончаются.

Сабину заразило её веселье, и она поднесла платок к губам. Смех, прозвучавший в торжественной тишине огромной комнаты, поразил слух Фошри; в смехе этом слышался звон разбитого хрусталя. Да, несомненно, сюда начал проникать какой-то чуждый дух.

Эмиль Золя, «Нана»

– Погода бы постояла, – озабоченно сказал Лёня, запрокинув голову и покрутив ею в разные стороны, – а пройти-то мы пройдём… Ну всё, пока.

Они поудобнее устроили на спинах рюкзаки и пошли вверх по долине Жерго, иногда опираясь на длинные рукоятки молотков. Я провожал их глазами. Гладышев стоял рядом. У излучины русла, за которой начиналась тропа