Камень небес - Валерий Викторович Дмитриевский

– Нет, Угрюм-река – это Нижняя Тунгуска, – возразил я.

Мы немного поспорили, но каждый остался при своём. Витим, заметно сузившись, просачивался сквозь теснину между Северо-Муйским и Кодарским хребтами. Начинались почти совсем необжитые места. На карте по берегам реки было показано несколько деревушек, однако мы не заметили внизу ни одной. Ещё бы! Карта у нас была аж 1949 года, такую прислали нам из Управления геодезии и картографии. Какой-то тамошний клерк решил сплавить нам залежалое макулатурное старьё. А за это время все деревушки пропали. Да и ладно, они нам не нужны, лишь бы горы и реки были на своих местах.

Вертолёт отвернул от русла налево и полетел над горами. Значит, скоро верховья ручья Каргадон, где мы намеревались высадиться. Жаль, не зашли на него с устья – мне хотелось посмотреть на деревню с церковью, которая, судя по карте, там, на берегу Витима, сорок лет назад ещё стояла. Сохранилась она или исчезла, как и другие?

Вот почему-то люди селились здесь, в дальней тайге, где и строиться почти негде, кроме небольших клочков ровного берега в устьях ручьёв. Вдоль русла реки везде крутые, заросшие тайгой склоны или скальные обрывы. Добираться сюда из населённых мест можно было или по воде, с риском проходя Парамский порог, или зимой по льду. И тем не менее селились. Наверное, всё дело в золоте, которое раньше находили едва ли не в каждом притоке Витима. И сейчас оно есть, только добывать его стало труднее. Весной мы прочитали всё, что нашли, о Каргадоне и его окрестностях. Оказалось, что в начале века здесь были самые богатые золотые прииски во всей России. В устье Каргадона золото валялось буквально под ногами, за два-три дня его можно было добыть несколько килограммов, просто зачерпывая и промывая в лотке песок из речки. Это не горный хрусталь, за которым мы безуспешно гоняемся вот уже второе лето.

Мы сели у самого истока Каргадона, который вытекал из озера, располагавшегося на широкой седловине посреди горной цепи. От названия хребта веяло суровым романтическим очарованием: Делюн-Уран… Когда вертолёт снижался, я заметил чернеющую в склоне распадка квадратную дыру – это была одна из тех штолен, которые нам надо посмотреть. Что ни говори, хорошо, что Камалов загнал меня сюда. Если мы здесь хрусталя и не найдём – а иллюзий насчёт этого у меня не было, – то я отдохну от выматывающей и бесполезной гонки по горам. Сходим с Гладышевым на штольни, день-два по окрестностям пройдёмся без спешки, в своё удовольствие, убедимся, что везде пусто, и будем вылетать обратно.

А Тоня с Лёней отдыхать не будут. Вчера пришли, переночевали, сегодня идут маршрутами. Завтра сделают по второму ходу, послезавтра вернутся в лагерь. И можно собирать вещи и ждать вертолёта домой…

Однажды утром, проснувшись, она нашла у себя на окне два сосуда, наполненные цветами. Один из них – красивая хрустальная ваза, но с трещиной. Налитая в вазу вода вытекла, и цветы увяли. Другой же – глиняный, грубый горшок, но полный воды, и цветы в нём были свежи и ярки. Не знаю, было ли то намеренно, но Эсмеральда взяла увядший букет и весь день носила его на груди.

Виктор Гюго, «Собор Парижской Богоматери»

Гладышев с Аркашей начали устанавливать палатку, а я попросил разрешения в этом не участвовать, расстелил в тени кустов спальник и, укрыв голову штормовкой, лёг поспать. Проснулся часа через три. Солнце наяривало во всю мощь, чирикали какие-то птички, лёгкий ветерок заигрывал с бабочками и стрекозами. Над костром висел котелок, и Гладышев пробовал варево ложкой. Палатку он привёз с собой, она была самодельная, сшитая из толстой полиэтиленовой плёнки, и получилась лёгкая, прочная и светлая. Но маленькая. Втроём мы еле помещались, в ней можно было только лежать или сидеть. Ну, три-четыре дня проживём и так.

Мы похлебали супчика, и я занялся установкой антенны и подключением радиостанции «Гроза», которую Гладышеву выделил Камалов. Вместо громоздкого и тяжёлого кислотного аккумулятора он дал ему геофизическую батарею ГРМЦ – небольшой ящичек, в котором штук пятьдесят сухозаряженных элементов были соединены между собой и залиты гудроном. Если не разговаривать подолгу, неделю или две она прослужит, нам с запасом этого хватит. Мачту для антенны пришлось поискать – среди зарослей кедрового стланика деревьев было совсем мало. Походив вокруг озера, я нашёл на земле тонкий сухой лиственничный ствол, не тронутый гнилью, притащил его к палатке, и через полчаса в наушниках был слышен ровный шум эфира, сквозь который иногда строчила очередями морзянка, заглушаемая всплесками помех от далёких гроз, и о чём-то короткими слогами, то резко повышая, то понижая голос, будто ругаясь, общались между собой китайцы.

Незаметно подкрался вечер. Мы сидели у костра и пили чай. Зашёл разговор об Илигире, где Гладышев тоже собирался побывать. Я стал излагать ему свои идеи – как нужно вести разведку, где заложить буровые линии, обрисовал свои понятия о строении месторождения. Григорий Петрович с чем-то не согласился и стал активно возражать, потом вдруг спросил у меня:

– А почему ты до сих пор за ум не возьмёшься?

Я немного удивился:

– С какой стороны за него ещё браться? Проекты пишу, сам по ним разведку провожу, сам отчёты сдаю. Между прочим, последний свой отчёт по Немлоскану я в Москве защитил на «хорошо».

– Нет, – уточнил Гладышев, – ты меня не так понял. Ты работаешь на диссертации, но не работаешь над диссертацией. Разницу понимаешь?

– Какая тут диссертация, – возразил я, – вся площадь пустая.

Гладышев, закурив очередную «Яву», начал объяснять:

– Я не про хрусталь. Честно говоря, я сразу был уверен, что вы тут ничего не найдёте. Тебе на Илигир надо было ехать, здесь ты время зря теряешь. Из твоего отчёта по Немлосканскому месторождению может получиться хорошая диссертация. Во-от. Если для сравнения привести ещё материалы по Илигиру… Это же золотая жила! Нужно лишь добавить фактов, отточить формулировки, обдумать выводы и оформить всё соответственно. Ну и предварительно сдать экзамены. Во-от.

Он говорил так убеждённо, что у меня внутри забил какой-то бодрый родничок. Об этом я и сам давно и несмело подумывал, а тут неожиданно подталкивают в спину. Что я, в самом деле, хуже других? Многие мои однокурсники в аспирантурах побывали, хотя защитились не все. А те, кто защитился, труды пишут, публикуются в умных журналах. И я буду публиковаться. А если на титульном листе отчёта через запятую после моей