Камень небес - Валерий Викторович Дмитриевский

По ходу маршрута – те же граниты.

Т. н. 7604 – делювий.

В 440 м от т. н. 7603 по аз. 355°. На пологом склоне под дёрном – обломки розоватых ср/з гранитов, один обломок светло-серых фельзитов.

По ходу маршрута – редкие обломки тех же гранитов и фельзитов.

Как они надоели. Второй день одно и то же. Устала. Запишу вечером, когда вернёмся.

Ключ, звенящий хрусталь, мой Бандузийский ключ,

Я бы чистым вином, я бы венком почтил.

Жди же козлика в жертву.

Квинт Гораций Флакк, «Бандузийский ключ»

– Так, – сказал Гладышев, когда мы сели перекурить на отвале второй штольни, – здесь всё ясно. Собственно, я ничего хорошего и не ожидал. Просто надо было своими глазами взглянуть, чтобы аргументировать отсутствие перспектив. Во-от.

Я не стал говорить ему, что для такого вывода можно было не прилетать сюда. Он сам знал, что Каргадонское проявление не было рекомендовано к дальнейшему изучению. Перестраховываться и то посчитали лишним. Просто какое-то магическое действие оказало на Гладышева и его руководство слово «штольни». Проходка штольни требует очень серьёзного обоснования и составления отдельного проекта. Таким обоснованием – по крайней мере, в наше время – должны быть находки крупных прозрачных кристаллов, которые с большой вероятностью приведут к открытию месторождения. Без этого никакие штольни в разведочном проекте ни одна экспертиза не пропустит. А в те годы, надо полагать, оправдать их необходимость было легче. Подумаешь, прошли выработки впустую, ведь с благой целью… И несмотря на это, Гладышев посчитал, что он обязан взглянуть на эту пустоту «своими глазами», и убедил в этом своё руководство. Будто его глаза видят как-то по-другому, чем у тех, кто работал здесь раньше. Но я подозревал, что он сделал это главным образом для продления своей выгодной сибирской командировки.

Ну и ладно. Я вместе с ним немного погреюсь у этого огня – отдохну от бестолковой работы, обдумаю дальнейшую свою карьеру. Давно уже пора заняться серьёзным делом – диссертацией. Если бы мы сюда не прилетели, Гладышеву не пришло бы в голову тянуть меня в соискатели. И пусть это вышло у него случайно – важен результат, а не причина. А результат образовался именно здесь, на Каргадоне.

Хорошо и то, что я побывал в этих легендарных краях, где некогда бушевала «золотая лихорадка», как на Клондайке. Сотнями, прослышав о легко добываемом золоте, плыли сюда на плотах и добропорядочные старатели, с паспортами, и «хищники» – те, кто без всяких разрешений, не платя налогов, под носом у легальных владельцев приисков намывали свои килограммы, чтобы, как нередко бывало, пропить их до последней крупинки в первом же кабаке. Сколько их утонуло на коварном Парамском пороге, сколько было ограблено по пути домой лихими людишками, сколько золота заплатили они спиртоносам за «зелёного змия», который был их единственным развлечением среди тяжёлого, почти каторжного труда! А теперь – тишина вокруг, безмолвие. Деревеньки повымерли, старатели разбежались. Золото ещё осталось, да лежит глубоко. Может, когда-нибудь люди вернутся за ним…

О кристалл, ты чистая и нежная дева, ты стоишь у ворот небесных, и ничто не может скрыться от тебя; ты стоишь на облаках небесных так, что ничто не может от тебя скрыться, на полях или на лугах, хозяин или слуга, жена или дева. Говорится это тебе во имя Бога, с мольбой о помощи.

Трактат «Адское принуждение»,

приписывается доктору Фаусту

Сидя на отвале штольни, я обозревал окрестности, заглядывая в карту и опознавая ближние вершины и распадки – просто для интереса, как делал это всякий раз в незнакомых краях. Мало ли что может случиться, и тогда, если вдруг не окажется под рукой карты, знание окружающей местности пригодится. Километрах в двух на север от нас на крутом коричневато-сером скальном склоне, полого сбегая к зарослям стланика, едва виднелась светлая полоска. Я показал на неё Григорию Петровичу.

– Сходить бы надо, поглядеть, что это. На пласт известняков вроде непохоже. Может быть, жила кварцевая, да ещё и с хрусталём.

Гладышев прищурился в ту сторону.

– Вот шары стали, ничего узреть не могу, – пожаловался он. – Аркадий, ты видишь?

– Белая полоса наискосок по склону, – подсказал я и карандашом поставил на карте точку.

– Вижу.

– Ты, если что похожее заметишь, говори давай. Такие глаза без дела пропадают, – наставлял он парнишку. – Туда, конечно, сходим. – Гладышев взял у меня карту с моей отметкой. – Завтра. Если это жила, её надо всю обстучать, а лезть-то высоко. Сегодня до вечера можем не успеть.

Я записал в полевой дневник всё, что видел в штольнях и вокруг них, и мы вернулись к палатке. После обеда Гладышев взял удочку:

– Пробегусь немного вниз по ручью. Уклон у него крутой, но вдруг рыба сюда всё-таки поднимается.

– Ладно, – сказал я и позвал Аркашу собирать сучья кедрового стланика. Рыбалка – это диагноз. А запас дров нам не помешает. Если вдруг дождь зарядит, у нас всегда будет сухое топливо для костра.

В руки возьми ты кристалл, несравненный сияющий камень —

Отблеск небесных лучей в камне таком отражён.

Радует сердце богов его неземная прозрачность.

Если с кристаллом в руке к храму приблизишься ты,

Просьбе смиренной твоей никогда небеса не откажут.

Слушай теперь и узнай камня священного мощь.

Хочешь ли пламя извлечь, не боясь разрушений пожара?

Установи же кристалл перед смолистой корой.

Падает луч на кристалл, отражаясь от жаркого солнца,

И, проходя сквозь него, светит сперва на кору.

После и луч, и смола, вместе сойдясь, образуют

Дым, а затем – огонёк, а затем – всепобедный огонь,

Дивное пламя сошло к нам из высот первозданных.

Ономакрит (V век до н. э.)

Ни одного хвоста Гладышев вчера не добыл, и мы, сварив утром уху из скумбрии в масле, собрались в поход на предполагаемую жилу. Решили выйти пораньше, чтобы успеть детально поработать на ней: зарисовать, взять пробы, походить вокруг – может, рядом такие же жилы есть. И я стал, не дожидаясь обязательной восьмичасовой связи с Нижнеангарском, вызывать лагерь на Жерго – мы с Колей каждый день разговариваем в семь сорок. Пусть он передаст потом, что у нас всё в порядке.

– «Косарь», «Косарь», я «Верба», приём.

Эфир трещал и щёлкал, свистел и булькал, слышались чьи-то далёкие неразборчивые переговоры – на этой частоте многие работают. Наконец я услышал