Камень небес - Валерий Викторович Дмитриевский

на озеро к палатке горняков, Тоня обернулась, помахала рукой и вслед за Лёней скрылась из виду за крутым откосом берега. Ну не Гладышеву же она махала. А он усмехнулся в усы и удовлетворённо покашлял. Да, крепко его бес в ребро двинул. Но на что он надеется?

Перед выходом я свернул и засунул в пистон спальник. Это была верная примета: если заранее упакуешь спальник, вертолёт не прилетит. На всякий случай собрал свой рюкзак – пусть лежит наготове, и наказал Колечкину после окончания работ всё из лагеря горняков перетащить сюда, чтобы не делать сложную посадку на озере. Гладышев предложил:

– Возьми с собой Аркадия. Для безопасности.

– Нет уж, – отказался я, – в себе-то я уверен. А в нём – нет. Тормозить только будет.

День был солнечный, по небу гуляли кудрявые белоснежные облака, совершенно не способные грозить дождём. За полтора месяца мы натоптали по долине Жерго удобную тропу, прорубив через заросли кустарников проходы, и я шёл вверх по течению речки скорым шагом, не задыхаясь, – всегда к концу сезона лишние килограммы, незаметно нараставшие за зиму, полностью сгорали в топке ежедневных нагрузок. Через три километра перебрёл на правый берег, на краю увала описал первую точку наблюдения и взял азимут на вершину 2466 на водоразделе между Жерго и Можайкой. Предстоял подъём по каменистому склону больше чем на километр – привычное дело в этом сезоне. В голове автоматически, не мешая наблюдениям, отсчитывались пары шагов с поправкой на уклон рельефа – навык, которым владеет каждый уважающий себя геолог. Триста пар – пятьсот метров, выступ скалы, здесь нужно отметить точку. Следующие триста пар – задернованный склон, камней не видно, так что пройду-ка ещё пар сорок-полста, до первых обломков. Помня о том, что завтра, к одиннадцати утра, мне необходимо вернуться в лагерь, я почти не задерживался на точках: наскоро разбивал молотком два-три камня на склоне, определял, что это такое, и отмечал в черновике номер точки, её привязку и название пород. Потом в лагере всё будет начисто переписано в полевой дневник. Ничего интересного, «дубовые» фельзиты и граниты, изредка сланцы. Жильного кварца нет. Значит, нет и хрусталя. Да я и так знал, что в этом районе пусто. Пройти здесь надо для того, чтобы плотность сети наблюдений была равномерной и соответствовала методическим указаниям. Всё лето этим занимались, а сейчас для меня остался только этот ход.

Всемогущий Господи, приводящий в движение всё, что сотворил Ты, внемли молитве моей, и да будет желание моё принято Тобою. Опусти взор Твой, о Господи, на сей Хрустальный Шар, и благослови его, дабы ангел Твой Ariel пребывал в нём вместе со Спутниками своими, дабы освятить N., смиренного и покорного слугу Твоего. О Боже, Благословенный и Возвышенный над всеми Духами Небесными, живущий и царствующих во веки веков, в мире без конца. Аминь.

Робер Амбелен, «Практическая Каббала»

Часов в пять вечера я вышел на водораздел. Ни есть, ни пить не хотелось. Знакомое состояние: я вскочил на горячего коня азарта, и пока не закончу маршрут, ни на что отвлекаться не буду… Лишь спустившись в долину Можайки, я заставил себя присесть на камень. Достал фляжку с холодным чаем, глотнул несколько раз, сгрыз сухарик, потом закурил. Через десять минут я снова считал пары и стучал молотком по камням.

Солнце закатилось за гору, стало вечереть. Чем больше я пройду сегодня, тем ближе будет лагерь завтра, тем вероятнее успею к вертолёту. И я продолжал идти вниз по течению Можайки левым бортом долины, пока в сумерках можно было различать породы. Остановился, когда небо заметно посинело. Выбрал место на небольшой полянке под кедрами, наломал лапника и расстелил свой синтепоновый спальник. Разжёг костёр и согрел чай из фляжки в самодельном котелке – жестяной банке из-под абрикосового компота с приделанной к ней проволочной дужкой. Открыл тушёнку и в несколько приёмов проглотил мясо, почти не жуя, – холодное вкуснее. Запил чаем, а остатки вылил обратно во фляжку. Хорошо бы набрать в неё доверху воды из речки – завтра полезу обратно на хребет между Можайкой и Жерго, и ручьи останутся в стороне. Но для этого надо спуститься с полсотни метров вниз, к руслу, и обратно вверх подняться. Не хотелось нагружать уставшие ноги. И я решил, что и так обойдусь, ведь с утра жары не будет, а до лагеря отсюда километров восемь, всего несколько часов ходьбы.

Пожалуй, впервые я находился совсем один так далеко от людей, тем более ночью. А страха не было, как не бывало его в маршрутах никогда. Хищных зверей я не боялся, летом они сами человека опасаются и встречи обычно стремятся избежать. Упасть с обрыва, оступиться, подвернуть или сломать ногу – это маловероятно. За столько полевых сезонов я наработал практический опыт правильного передвижения, так что всё будет нормально. Если только не произойдёт какая-нибудь совершенно невероятная случайность, от которой всё равно защиты нет.

Ночь была ясная, небо усыпано звёздами. Совсем другое дело – ночевать в долине реки, а не в горах, – тепло и без костра. Я надел свитер и даже не стал застёгивать спальник на «молнию». С удовольствием вытянул ноги и расслабил все мускулы. Главное, не сделать неудачного движения, чтобы не возникли судороги. Было со мной однажды такое после тяжёлого маршрута, а мне тогда предстояло целых шесть километров обратного пути в лагерь. До сих пор вспоминать жутко, как через каждые сто-двести метров сводило болью ноги и приходилось садиться на пень или поваленный ствол, чтобы мышцы хоть немного расслабились.

Несмотря на усталость, сон долго не приходил. Я лежал и смотрел в крапчатое небо, отыскивая знакомые созвездия. Кассиопея, Лебедь, Лира, Северная Корона… Несколько раз по небу словно кто-то спичкой чиркал – пролетали падающие звёзды. Середина августа, самое время для них. Это, конечно, не звёзды, а метеоры, но вот такое у них сохранилось красивое название. По древним поверьям, у каждого человека есть на небе своя звезда, и когда он умирает, звезда падает, оставляя на память живущим искристый след…

Иезуит парировал иронией и издёвками Робертовы пустобредства насчёт обитателей Луны, ибо небесные тела не обладают тою же натурой, что Земля, и поэтому непригодны к обитанию живыми существами, так что лучше предоставить их когортам ангельским, которые умеют перемещаться духовным бегом в хрустале небес.

«Да возможны ли небеса из хрусталя? Кометы раздробили бы их на куски».

Умберто Эко, «Остров накануне»

Под утро меня