Некоронованные - Дмитрий Георгиевич Драгилев

– беглый каторжник. А вот в тысяча девятьсот… лохматом году Игорь пытался прибегнуть к услугам горсправки. Где еще он мог уточнить и перепроверить адрес, если священная телефонная книга была написана не для них?

Много позже в его памяти черты чаровницы столкнулись и переплелись с обликом лимитированного сокровища. Лика и Лана. Обе на «Л». Обе хотели заниматься медициной. Теперь Панталыкин пытается разложить по полочкам и линейкам (нотным, логарифмическим) эти музыку и мистику, угадать, обнаружить их (формула М + M х Л + Л?) в чужих силуэтах и сюжетах извне. Ох, как много этих чужих силуэтов! Анфас, в профиль, вполоборота. От музейных образов Боттичелли до давних экранных Джинджер Роджерс и Хильдегард Кнеф. Вот, кстати, озорная степистка Роджерс. Сладкая, лимонадная однофамилица известного кролика, с кокетливым латышским «с» на кончике вывески. Применительно к Лане легко сошла бы если не за близняшку, то как минимум за родную сестру. И кто сейчас помнит незатейливый фильм «Роберта», в котором Роджерс по роли прикидывалась польской графиней, выступая в русском кафе? Там еще впервые звучит знаменитый «Дым», позже весьма популярный у нас. А ведь Лану принимали и за польку, и за киноактрису. Визуальная близость с Джинджер – в лице, в фигуре. До Игоря это дошло лишь годы спустя. Вот почему потерял – никак не мог предположить, что с ним мало-мальский голливуд может случиться.

Но ладно Роджерс. Даже Дина Дурбин, с которой, казалось бы, ничего общего. «А артистка, первая жена Табакова, – спрашивает он себя, – не похожа?» Наконец, Шувалова Ольга. Вот проступают знакомые приметы на фотоснимке Бориса Михайлова, серия «Сюзи и другие». Мерещится Лика. Что это, бред? Глубина фенотипических обобщений? Или обман зрения, нелепая жажда, вызванная какой-нибудь мелочью, промелькнувшей в отблеске «общедоступных» символов и посторонних афиш? Итак, если к Шарлиз Терон подмешать что-то от Александры Нельдель, а внешность Мэг Райан приправить Изольдой Дычук или Анной Миклош… Полный Тешик-Таш, реконструкция по Герасимову. Тешься, мальчик, тешься. Сто вопросов и ни капли ехидства. И сходства нет. События и персонажи вымышлены, любое совпадение с реальными людьми является случайной ложью и намеренной провокацией. Продукты, напитки, предметы одежды, обувь, покрышки, бензин, использованные героями, – исключительно воображаемые и не имеют никакого отношения к реальным современным товарам потребления, нормированным и ненормированным. Ни одно животное на съемочной площадке не пострадало. Это сказка позавчерашнего дня. Всему виной глупость. Или что-то другое. Или просто дурные сны наяву. Круги на аш два о, которая давно и несколько раз сменилась в реке. Происходят метаморфозы. И не только с курносой Ликой. Ведь всплывает же иной раз лицо знакомого нотариуса, будто позаимствовавшего физиономию у не менее знакомого дантиста. Или парикмахер в роли рекламного агента. Полухмельная аберрация. Путаница. Танец лиц…

Наверное, нужно просто самому посмотреть в зеркало. А лучше – правде в глаза. Как вопрошал большой актер словами злого сатирика: быть может, все дело в консерватории? Девушкам, привлекающим внимание Игоря, постоянно что-то мешает в нем. Рост, походка, осанка, проплешина, замысловатая речь, меланхолические антимонии, бесхитростная забывчивость, замшелый вкус, охламонство, любовь к алкоголю. В кабаках он чувствует себя лучше, чем в лесах бранденбургских. Среди обшарпанного дерева ручной работы или псевдостаринной интерьерной мебели, когда – рядом и мимо – рьяно гремят посудой, ножи и вилки лежат в плетеной корзине на пианино и порой приземляются на клавиатуре, сопротивляясь пальчикам торопливой и затрушенной заказами официантки. Из-за стойки слышен участливый южный распев бодряка бармена, по совместительству рэпера:

«По ком страдаешь, кацо, зачем страдаешь? Твой человек будет с тобой! А если не твой, зачем тебе такие крест, квест или твист? Такие погода и подвода? Притормаживай, пусть слезет. И сама слезы льет. В жизни поводов для печали и без любви хватает. Она о тебе заботилась, беспокоилась? Нет? Тогда что тебе плохо? Я вот одного чувака знал, которого жена била и не кормила. А у меня жена зависимая. Наркотики принимала. Новый ее друг – голубой наркодилер, представляешь? Она готова была с голубым жить, лишь бы дом на колесах. Тот однажды ко мне пришел, говорит, поставщика накрыли. Что делать? Надо как-то от колес избавиться. Еще жена твоя бывшая, дескать, под ударом. Я говорю ему: продавай. Ну, он продал мне по закупочной цене. Двадцать центов таблетка. Тысяча таблеток экстези. Вот это проблема. А ты сходи на семинар. Есть семинар „Профилактика зависимости в семье“, есть, наверное, и „Профилактика зависимости от семьи“».

Непрошенные увещевания всегда кто-нибудь готов подслушать. Поддержать или опровергнуть. Например, местный режиссер, всеобщий приятель, добрый жук, который подойдет и, похлопывая по плечу, проинструктирует патетически: «Равняйся на капитанов дальнего плавания. Перед заразами не расшаркиваемся, роли и рояли двигаем одной рукой. Верижка – не варежка, греть не умеет. Кстати, ты в курсе, что означает кацо по-итальянски?»

Друг Кислицын, менеджер, на правах сына врача обычно переводит разговор в другое дивное русло. Рекомендует пешие прогулки, например походы по все тем же лесам. Отнюдь не летним. Нелётным зимним лесам, откуда все лисы сбежали в город, переходящее знамя певчих птиц подхватили вороны…

На смену счастливым приключениям и вольным преданиям абсолютного, единственного в своем роде лета, с благословенной погодой, которую хотелось вдыхать и впитывать, будто обожание любимого существа, для Игоря уже давно пришли строевые занятия всех четырех сезонов. Рапортовали на марше. Календари – откидной, отрывной и тайный – от мастера Хуучина Зальтая нащелкали тогда, нащупали самую сердцевину восьмидесятых. Нет, цифра не важна. Игорь заметил, что если год странный, то он таков во всех отношениях: расставания с близкими, конфронтация со «звездами на районе», ненужные встречи и невстречи с теми, кто необходим. Сложные события плотно соседствуют друг с другом, облепляя дуодециму месяцев, загромождая пространство. Именно подобными оказались (или показались?) и те триста шестьдесят пять суток, затертых ныне в слоях древесных колец покинутого дворового дуба, – пестрыми, суровыми, вирулентными, тренирующими – от ситуации предательски подкарауливавших школьных разборок до неожиданных недомоганий и хворей, прежде не беспокоивших. Вот когда Игорь впервые предпринял робкие попытки разыскать ее. И стеснялся опять. Подсылал приятеля, однако друг ничего толком не выяснил. Лика вновь возникла сама. Однажды совершенно внезапно Игорь увидел ее в толпе прохожих у цирка. Она шла впереди с каким-то парнем. Оглянулась. Встретилась с ним глазами. И все. Опять этот цирк. Теперь уже полный. Или подвох, по известному мнению куплетиста. Ведь из-под носа. И не окликнешь никак. Не расщепить чувство тревоги, которое сродни длинным затемненным прогонам на кинопленке. По десять минут в маскировочных целях.