Прощание с пройденным - Владимир Николаевич Крупин

Тащит из багажника сумки:

– Ну что? Штрафной одиннадцатилитровый? Пережили голод – переживём изобилие! У меня была работа – по семь-восемь застолий в день. А сегодня вообще везуха – только вы. Сказали: накачай писателей. Рад стараться.

ПАМПЕРСЫ – НАШИ ВРАГИ. Всякое облегчение житейских трудов совсем не обязательно служит на благо нам. Взять хотя бы три примера. Мы, молодые супруги, обзавелись шваброй. Вроде быстрее борешься с пылью. Мама приехала: «Это я лентяйкой зову. Конечно, когда женщина в годах, то понятно. Но ведь молодые себя жалеют, нагибаться не хотят». Также она очень не одобряла наступающие тогда времена памперсов. «Это от лени, это матери ленятся ночью к ребёнку встать. Раньше он, бедный, обмочится, кряхтит, мать чутко спит, сразу встанет, перепеленает, он опять спит. А тут так, бедный, и парится. В синтетике этой. А постирать пелёнки – милое дело». Ещё одно приспособление её удивило – это длинная ложечка для надевания туфель, ботинок. «Опять же, чтоб не нагибаться. А нагибаться надо, спину будешь жалеть, скоро ходить не заможешь. Старики были нас не глупее, поклоны делали, голову склоняли, чтоб кровь не застаивалась».

«СОЛНЫШКО ГЛОТАЕТ» – так мама говорила о младенчике, который сладко и продолжительно зевал и потягивался в своей колыбельке. Очень мама любила деточек. Ещё одно от неё запомнил: «Ребёночка распеленаешь, он к лицу ручку поднесёт и на свои пальчики смотрит. И одной ручкой другую перебирает И видно, что ему радостно. Это ангелы ему на кончиках пальчиков искорки зажигают».

ЧАЙКИ КРАСИВЕЕ ворон, но глупее. Чайки совершенно безсовестно требуют подачки. Шёл по берегу моря, в руках пакет. Они кричат, пикируют, будто знают, что внутри. Нагло требуют. Очень надоедают. Из-за них и прибоя не слышно. Да и тревожно каждый раз, когда они заходят на новый круг и летят ко мне стремительно снижаясь.

А ворона, она идёт впереди меня по песку, иногда оглядываясь, вроде подбадривает не бояться чаек. Я остановился, и она остановилась. Смотрит, как и я, в море. Схватила и отбросила в сторону прутик с моей дороги, опять пошагала. Оглядывается, будто приглашая. И я за ней шагаю.

Чайки, убедясь в моей безполезности для них, отскочили. Я же достаю из пакета булочку, отрываю от края кусочек и бросаю его в направлении вороны. Она видит подаяние, но не кидается к нему, а чинно подходит по песочку. Но вдруг – ворона видит это раньше меня – на хлеб пикирует чайка. Тут ворона резко, с невероятной прытью делает бросок к еде и хватает её. Чайка чуть не хлопается на пустое место, взмывает и возмущённо кричит. Довольная ворона спокойно кушает.

Так мы с ней и доедаем булочку.

Это в Варне. Иду по прибрежному парку. Памятник «Украинским солдатам, освобождавшим Болгарию». Ну и хорошо, что памятник. Только ведь украинцы тогда ещё и советскими были. То есть как надо было написать? «Украинским солдатам, воевавшим в составе Красной армии?»

Ворона моя, как будто тоже чувствуя фальшь в надписи на памятнике, оседлала его и осуждающе каркает. Вверху, покинув море, захватывая ещё и сушу, летают наглые глупые чайки.

ДА, ВАРНА. Тридцать лет назад был тут. Был с делегацией «Литгазеты» (Давид Кугульдинов, Владимир Костров, Григорий Горин, Григорий Бакланов, певец-бард Александр Дольский) и был очень богат. Только что вышел на болгарском языке мой толстенький однотомник «Върбница» (Вербное воскресение) и редактор его Весела Сарандева смогла организовать выплату гонорара прямо в Болгарии без перечисления в московское грабительское агентство авторских прав. Я в нём бы от этого гонорара процентов пять-шесть получил, а тут он весь мой. Две машины мог бы купить. Конечно, это агентство мне потом отомстило – потом не выплачивало за переводы на другие языки. А пока я был богатеньким Буратино, и это понимали члены делегации. И мне – приятно быть не скупым – нравилось не только покупать платья жене и дочери, костюмы и рубахи себе (потом дочь спрашивала: папа, когда ты опять поедешь в Болгарию?), но и всячески ублажать и братьев по славянству и братьев по писательскому цеху. Узнал, что тут есть целый комплекс ублажения плоти: бассейны, бани, массажи – всё в одном флаконе, и повёл туда коллектив.

Но я не об этом. А о том, что меня там поразило. Я поплавал уже и сидел на скамье у бортика. Вдруг вижу: подгребается к лестнице старушка, и дёрнулся помочь ей выйти. Меня опередил загорелый юноша. Красавец, с большим полотенцем в руках. Он бережно вынул мокрую старушку из воды, окружил её стан полотенцем, обхлопал, проводил до плетёного кресла, сам сел рядом в другое. «Какой молодец! – думал я. – Всем бы так о матерях заботиться». И тут же поперхнулся: этот красавец эту «маму» обнимал и ласкал. И целовал! И она пылко на его внимание отвечала. Я даже сплюнул.

Такие дела. Мне объяснили, что это так у богатеньких вдов водится: нанимать (именно так. Сказали бы лучше: покупать) молодых людей для всевозможного обслуживания. Ходят и в театр, и на море, и в ресторан. Она платит этому наёмнику. У него работа такая. У него, наверное, и девушка есть. Он ей сказал, что поедет зарабатывать на свадьбу. Так, что ли?

Противно невыносимо. Но что я удивляюсь? А Жан-Жак Руссо? А Кончаловский? С богатыми и влиятельными бабёнками-перестарками спали. И через это в люди выходили. Чего студента осуждать?

Нет, не могу оправдать. Ничего, Господь разберётся.

ДЕНЬ ПОБЕДЫ. Сидят на брёвнах мужички. Все в годах. Оживлённые. Уже раздавили бутылочку. Один из них вскакивает:

– Слушать мою команду: не расходиться! Я мигом! Быстрее черепахи! Пару возьму, чтоб потом не бегать».

– Ты чего-то разгулялся, сосед. Наследство получил?

– От кого? А копить мне зачем? День же Победы! Жить-то осталось полпонедельника, чего экономить? Внуки да дети всё спустят. А похоронить?

– Да закопают. Может, не сразу. Вон, солдат на Северо-Западном фронте семьдесят лет хоронят.

– Уж не семьдесят, семьдесят четыре.

– Ну вот, за них и выпьем.

МИРОВОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО может быть в восторге: на встрече русских и болгарских детей в первый день не слышно ни русской, ни болгарской речи, славяне общаются на английском. Но это начало встречи. Уже к вечеру выясняют, что много общих слов, заучивают новые и через три дня вовсю разговаривают. Так что мировое правительство пусть не обольщается: братья-славяне они на то и братья, чтобы подтвердить народную мудрость: свой своему поневоле брат. Пусть вначале