Прощание с пройденным - Владимир Николаевич Крупин

от плена и убил капиталиста. Он был с синими глазами, толкнул мою мать, а она была одноногая, с протезом, называется культя. Он вредил и на работе подкупал всех. Здесь я живу. Не живу, какая жизь: не поевши спать ложись. Тут нищие одни, слабоумные, жить на свободе не умеют, а у меня семнадцать специальностей: плотник, слесарь, слесарь-сборщик, шофёр, моциклист, электрик, лекальщик, токарь, инструментальщик, шлифовщик, строгальщик, кровельщик. Я и повар, мясо могу из седла горной козы в красном вине и соке граната замаштачить, да разве мне здесь доверят мясо и вино, и гранаты? Изобретатель я, в общем. Мой двигатель – миллион километров на холостом ходу. Хошь, нарисую? Нет, это тайна. Это я могу только верхушке в Кремле показать. Двенадцать лет рабочего стажа и двенадцать воровского. Сейчас больше заработаю, чем украду. Кого скрывали парики, повязки на зубы и партийные клички, а меня скрывала злодейка с наклейкой. Чтоб думали, что я пьяница, я напивался в железку, а утром вставал с ясной головой. И ждал, чтоб обо мне говорили, что из меня ничего не выйдет. Так я скрывался. Они не знали, что я буду хозяин земного шара, большую экономию железа сделаю. Как бывало в старину: хлопнешь по лбу сатану, слямзишь торбу сухарей и размачивать скорей. Меня не хотели растить, чтоб я воин был, но моё письмо дошло до Сталина, писал, что у нас маленькая сырая комната, да вот его нет, а я здесь.

Брежнев – чернокнижник, про целину стал писать. (Поёт): «Вьётся дорога длинная, здравствуй, земля целинная… Ой ты, зима морозная, тёща туберкулёзная, скоро ли я увижу тебя, родимую, в большом гробу?» А Хрущёв – свинопас, поморил скот, кукурузой отравил, флот на металлолом порезал. Андропов – твердолобый попугай, Черненко – птичка какаду, несёт яйца на ходу. Их только болтать, а еды нет.

И день, и неделя, и месяц, и год – это не ярославская резина, их не растянешь. Надо в управление поставить матриархат. «Накормит она и разбудит и даст на дорогу вина». Зашёл я в чудный кабачок, вино там стоит пятачок. Сижу, и солнца нет в окне, не плачь, милашка, обо мне.

Меня встречали под перезвон курантов, под вой метели. Один, с наганом, спрашивает: «Расскажи, кто ты? – Я изобретатель. Идею я взял от центрифуги и совместил с ультразвуком. – А почему не работает? – Мешает блуждающий ток. Он говорит: ты темнило, за тобой, как за собакой, палка не пропадёт. Говорю: дайте вашу квартиру, тогда буду разговаривать». Ещё меня одна ущучила. «Я тебя пропишу, но я библиотекарь, я культурная, умные слова люблю». Так я что, я менталитету для имиджу поднабрался, реноме, аутотренинг, короче, и к ней. И такими словами шпарю. Она: «У тебя с головой всё в порядке?» – «Даже чересчур». – «Ну нет, я культурная, но не настолько же». Она же меня и сдала. На лето забирает – на даче работать.

Так вот, товарищи-господа, слуги народа. Взяли меня на обманку, начисляли зарплату с потолка, и деньги стали падать с потолка. На втором этаже присягу давал у знамени и расписался. На случай бомбёжки надо помыть весь рабочий народ. Хочешь бежать – прыгай на запретку. Я прыгнул – ногу сломал. Тогда я ещё не был изобретателем, работал дворником, но мыслил уже как вся Академия наук. И надо стало скрывать себя. Изобрёл зуборезный станок. Чтоб не уследили, у них умер, тут родился от воды пяти озёр.

И ещё спрашивают, врачи называются: у тебя с головой всё в порядке? Я отвечаю: более чем. Меня наградили тайным орденом, не велели носить при жизни, только нести перед гробом. Я открытие сделал: надо запретить оружие и атом и жить без облучения.

КАКОЕ УБОЖЕСТВО – юмор в «Литгазете». «Толстый учитель физкультуры – есть в этом что-то неповторимо русское».

ЖЕНСКАЯ КРОВЬ. Участник войны: – Меня спасли женщины. Потерял я много крови, лежал на снегу, всё подо мной красное. Еле выжил. Только переливание спасло. А тогда, даже в войну, так было заведено, что раненому говорили, от кого ему переливают кровь. Мне досталась женская. И я хранил адрес сельсовета и три фамилии. И всегда собирался поехать и в ноги упасть. Да вот, долго собирался. Детей на ноги поставил, говорю жене: надо их увидеть, доноров, спасительниц моих. Она поддержала. Набрали подарков, поехали на Урал. А они все близко, одна от другой, жили, их трое было. Все адреса посетили. И уже их никого нет, все умерли. Поплакали мы на могилках. Ведь из-за меня, получается, умерли. От них-то крови убавилось. Я от раны на снегу кровью истекал, они добровольно. Да разве же кто победит русскую женщину!

ПЛАЧ АДАМА: «Раю, мой раю! Пресветлый мой раю! Ради меня отворённый, ради Евы затворённый». Вот такие они, евы. Из-за них рай затворили. Верить или нет, что на Вселенском соборе обсуждался вопрос: есть ли у женщин душа. С малым преимуществом решили, что всё-таки есть.

Конечно, душа есть: тоже люди. Тем более столько свидетельств о пережитых ими страданий за Христа. И сами шли и детей вели на смерть, на пытки, на казни, разве такое свершается без души?

– ВЕРЬ НЕ ВЕРЬ, – старик актёр рассказывает о показательных процессах. «Судят кого, а уверенности нет, что публично при всех сознается. Мало ли что, под пытками себя и других оговорил, а тут, перед приговором, он же понимает, что расстрел, то возьмёт да и скажет правду. Тогда знаешь что? Находили актёра на него похожего, проверяли, брали, подсаживали в камеру к тому, кого судят. Актёр изучал голос, манеры, движения. Вживался. И его выводили на процессы. Делали такой грим, что никто и подумать не мог, что этот не тот. А того, настоящего, расстреливали заранее. А этого учили, что говорить. Каяться, признаваться. И все равно приговаривали к расстрелу. А потом он или другой какой актёр вживались в другой образ на другом процессе. Но не знаю, какая судьба у актёров, которые играли роли врагов народа. Их или убирали куда или ещё что, врать не буду». – «А ты-то откуда знаешь?» – «Актёр такой выжил, он Бухарина играл, потом сам сидел. Запуганный был до безпредела. Перед смертью рассказал».

И этот же рассказчик, когда в кампании пошёл разговор о Ленине-Ульянове-Бланке, резко и немного картинно заступился: «Вову не трожь! Не трожь Вову: он Троцкого проституткой назвал». – «Ещё же и Иудушкой называл». – «Ну, это с подачи Салтыкова-Щедрина. Вова начитанный был. А о проститутке это у него своё.