Прощание с пройденным - Владимир Николаевич Крупин

– Хо! – сказал Толя. – Я пью, учтите, не один, Куняев, Кердан и Крупин. Конечно, в чём-то вы правы, у вас три умных головы.

Тут, как все понимают, аккумулятор в мобильнике сел окончательно. Экспромты кончились, застолье продолжалось.

УЖЕ НИКОГДА не представить, как бы я жил, если бы не было в моей жизни Святой Земли. Как жить без Фаворского света, без Голгофы, без путеводительной звезды Вифлеема, без Гроба Господня? И – всегда – в памяти небеса над Елеоном.

Я очень-очень счастливый человек. Ещё же и Афон и Синай изъезжены и исхожены. И все святые места Ближнего Востока. На десять жизней назад и на десять вперёд наездился, находился и насмотрелся.

УЛЕТАЛИ С РАСПУТИНЫМ за границу. Провожали жёны и дочь Распутина Маруся. Ей очень понравилось, что перед ней открываюся автоматические двери, и она, пока не запретила мама, проходила в них. «Что тебе привезти?» – спросил Валентин Марусю. – «Сапоги с застёжками», – попросила она застенчиво. Суровая Светлана Ивановна поправила: «Зачем с застёжками? Купи ей простые. Ты же какую-то книжку хотела попросить». – «Привези мне, – сказала Маруся, – стихи о Ленине».

Мы засмеялись и пошли на паспортный контроль. Маруся догнала отца и торопливо вполголоса повторила просьбу: «На застёжках, на застёжках».

Это было примерно в середине 80‑х. То есть ещё и тогда идеология давила учеников. Не так, как сегодняшний идиотизм ЕГЭ, но тоже.

Вспомнили детские школьные годы. Что было хорошо – это воспитание дружбы народов. Не было школы без самодеятельности, не было самодеятельности без песен и танцев народов страны и мира. Как отплясывали молдавские танцы «жок, молдавеняску», белорусскую «бульбу», украинский «гопак». А уж русских было! Песни учили. Любимую песню вождя всех времён и народов «Сулико». У вождя был хороший вкус – песня прекрасная! «Я могилу милой искал, но её найти нелегко. Долго я томился и страдал: где же ты, моя Сулико?»

Учитель, помню, был приезжий, был в селе недолго. То ли сам уехал, то ли уволили: попивал. Он постоянно поддёргивал брюки, мы лезли от смеха под парты, и диктовал нам слова песни на грузинском языке, сам записывал на доске, потом мы их учили. Даже доселе помню. Примерно: «Саркавлиз саплявз ведзебзи, вервнахе дакар гулиго. Шом хом арахат шивишна, гуль а масквили Сулико». Вот как врезалось. Из казахских славословий вождя и партии только строчка: «Партия хайда балса…»

А уж вот эту легендарную балладу из памяти не изжить: «На дубу зелёном, на большом просторе, два сокола ясных вели разговоры. Первый сокол Ленин, второй сокол Сталин. А вокруг летали соколяток стаи». То есть, видно, члены Политбюро.

Смешно, конечно. Но ведь заучивали, а заучивать полезно. И это не забивание памяти, её ни один двоечник, ни один отличник и на сотую часть не заполнит, это учёба. Что в этом плохого – воспитать уважение к властям? Нас это не обворовывало, пешек из нас не делало.

БЕЛЫЙ ЦАРЬ, КРАСНЫЙ ВОЖДЬ, народу-то что? Была бы защита.

– ИЗ ГОЛОВЫ НЕ ВЫХОДИТ эта глупость. – А ты умные мысли в голову приведи. – Пробовал. Но глупость не дура, она умных не пускает.

РОДИВ РЕБЁНКА, женщина чувствует к нему любовь. А писатель, разродившись какою-то вещью, чувствует к ней отвращение. Особенно, когда её хвалят. А он-то знает, что в замысле она была совершенством, а что на деле? Хотя знал и таких, что считали, что родили шедевр.

БАБУШКА Валентина Распутина, Мария, впервые попав в Иркутск и увидев стольких людей, спрашивала: «Где же столько земли взять, чтобы всех похоронить?»

Ещё он рассказывал, что в Аталанке были пленные японцы, которые переловили во всей округе змей и лягушек.

Ещё: «Мы считали, что если есть в дневнике тройки, то не имеешь права идти на просмотр фильма «Молодая гвардия». И это никакая не идеология, это порядочность, уважение к подвигу, чистота помыслов».

СТАНЦИЯ «БЕЛИБЕРДЕНЬ», фестиваль «Вятская скоморошина». Куда как лучше аншлагов и кавээнов. Вышла красавица: «А кому гармонь? Отдам даром в хорошие руки, не будете знать горя и скуки». Играет сама, поёт: «Нам сказали на базаре, что ребята дёшевы. На копейку шестьдесят, самые хорошие». «Ой, сердечушко моё, сердечушко забилося. Я хочу частушки петь, много накопилося». «Ой, говорим по-вятски «чо», значит, любим горячо». Ставит гармонь, берёт балалайку: «Балалайка, балалайка, ручка вересовая. На сердце лютая тоска, а с виду я весёлая». Да-а. «Я по виду совсем молодая, а душе моей тысяча лет».

Садится к самовару: «Подарил муж мне чашку. На чашке цветочек. Зачем тебе, говорит, дачу, ты с этой чашкой совсем вроде как в саду. И ни полоть не надо, ни окучивать, ни поливать». А я говорю: я тебя такого красавчика кому-нибудь даром подарю, потом подумала: ладно уж, стой в углу для красоты. Девушки пришли, я им: вы зачем сюда пришли, не отбивать ли хочете? Вы от милого мово, как пробочки отскочите.

Встаёт, охорашивается: «Пришла я в гости, гляжу – и мне даже неловко, что наряднее меня никого нет. Больно я баская, никого бастее нет. А подружка бает: давай мы тебя ещё побастим… И лапти у меня какие – носки точёные, края строчёные, все золочёные! Ой-ёй! Время девять, время девять без пятнадцами минут. Не пришли наши залётки, так уж, видно, не придут. Ой-ёй. Мине милый изменяет, я в корыте утоплюсь. На крыльце или в чулане из ухвата застрелюсь». Шарада – загадка: «Сидит под крыльцом, ржет жеребцом», кто это? Правильно: мужичок. А что ждёт? Правильно: коньячок.

Выбегает взъерошенный парень, испуганно сообщает: «Их было пятеро, нас двадцать пятеро. Мы дрались отчаянно и побежали нечаянно. Если бы нас догнали, мы бы им дали».

Выскакивает другой: «Хорошо, Вася, что нас двое: тебя бьют, я отдыхаю, меня бьют, ты отдыхаешь».

– «Петя, у нас с тобой два варианта для женитьбы, две версии, выбирай: или девушка без работы, или бабуся с пенсией. Какой выбрать?» – «С девушкой к бабусе».

ИСПОВЕДЬ БОЛЬНОГО. На приёме у психиатра. На столе пачка сигарет. Предлагает клиентам. Входит старик уже, но бодрый. Много курит. Не докуривает, тушит сигарету, прячет в карман, закуривает ещё. Пьёт чай, кладёт много сахара.

– Старик старый, лет под триста, убил взглядом тракториста. Веришь, нет? Взглядом. А что? Я умел. Падали. Особенно эти, как их? Ну да, в юбках, в общем, которые. Не буди лихо, пока оно тихо. Я родился в блатном доме, там были одни жулики. Я сроду не болел. Я хотел избавиться