Прощание с пройденным - Владимир Николаевич Крупин

Не потеряно славянство в мутной воде истории. Отстояли болгары и кириллицу, отвергнув латиницу, и спасли памятник Алёше в Пловдиве.

Старые мои друзья в прямом смысле старые: Лучезар Еленков, Минко Минчев, Калина Канева, Весела Сарандева, Надя Попова, но все такие родные, так же любящие Россию.

Слышал там шутку: русские умные, а притворяются дураками, а украинцы дураки, а притворяются умными.

ПОЗВОНИЛ ЛИХОНОСОВ: «Запиши: писатель тогда станет писать хорошо, когда будет писать, не думая о том, что его прочтут. И ещё запиши (а я ему только что сказал, что нашёл его записную тетрадь, которую терял): не успел я осознать, что я гениальный писатель, нет, лучше запиши так: не успел я убедиться, что я гениальный писатель, как стал думать о том, что скоро умирать». У него всегда так – юмор сквозь иронию.

ПОМНЮ, ДО МЕНЯ долго доходило понимание католической добавки филиокве в Символ Веры. Разрыв с Богом, куда страшнее. Ещё и от этого они несчастны. (Кроме масоретского, безбожного перевода Вульгаты). Сегодня читал отцов церкви о хуле на Духа Святого, которая не простится ни в сём веке, ни в будущем. Марк Эфеский учение о филиокве относит именно к греху хулы на Духа Святого. А филиокве и протестанты исповедуют. Паисий Величковский ещё когда: «Лучше тебе в нищете пребывать, нежели похулить Святаго Духа, как хулят его римляне». И преподобный Ефрем Сирин, и святой Афанасий Великий – все единодушны в оценке этой хулы. Святители Иоанн Златоуст и (через шестнадцать веков) Феофан Затворник говорили: противление очевидной истине есть хула на Духа святого. Какой? Истинна только вера Православная. Хулить её – копать душе могилу.

– ЭТО ОН-ТО ИНТЕЛЛИГЕНТ? Интелего собачье! Туз с гармонной фабрики! Где это он умным стал? С воробьями на помойке наблатыкался.

ДВЕ ПРИМЕТЫ начальника-демократа: ворует и разваливает дело.

НИ ПОЭТАМ, НИ ПИСАТЕЛЯМ брать в расчёт современность не надо: она всегда вертихвостка. Тысячелика. То обольстит, то оттолкнёт. И эти случайные впечатления обобщать? Выдавать за типическое? То есть обманывать? Вот от того и тыкалась в тупики русская жизнь 19–20 веков – верили написанным текстам. Кто писал? И разве таланты совершенны? Разве гении владеют Истиной?

И ВСЁ НИКАК не кончалось Каховское море, залитое мёртвой днепровской водой. В вагоне душно. Стоял в тамбуре. И привязалась мысль: у меня всё есть, мне только проблем не хватает.

МЕРЫ ПЛОЩАДИ, длины, заменённые с жизнеподобных (локоть, пядь) на метрические, во многом разорвали связь с природой. Метр, сантиметр, гектар – это не десятина, сельсовет – не волость, район – не уезд, километр – не верста. Ты что, аршин проглотил? Косая сажень в плечах. Вершок. Как хорошо. А если что-то очень маленькое по размеру – мачинка, то есть маковое зёрнышко. «Ребёнка нельзя бить по голове: он от каждого удара на мачинку сседается». Метрическое измерение вносило в жизнь механистичность. Оно вроде ускоряло что-то в развитии науки-механики-техники, легче же общаться с иноязычными партнёрами, оперируя одинаковыми измерениями, но охлаждало человеческие общения.

А какие пошли ненормально большие игрушки у детей. Конечно, от того, чтобы деньги выжимать из родителей. А получалось – искажалось детство. Ведь мера игрушки – ладонь ребёнка. Где вы, куклы Кати и Маши?

МАМИНЫ-ПАПИНЫ уроки. Они на всю жизнь. Например: «На всякое хотенье есть своё терпенье. На всякий замок есть отмычка. Не изрывайся (не делай ничего через силу), тихий воз на горе будет». Это мама. Отец: «Вперёд не суйся, сзади не оставайся. От службы не бегай, на службу не напрашивайся». И их общее: «Не спрашивают – не сплясывай». То есть – не высовывайся, не выделывайся, не выщёлкивайся, будь в тени.

МАМА ВСПОМИНАЛА, как поссорилась татарка с удмурткой. Языка друг друга они не знали, но ясно, что всячески обзывали друг друга. Татарка была энергичнее, но удмуртка перешла на русский язык и всё время вставляла в татарскую речь: «А ты ещё хуже! А ты ещё хуже».

Листочек из письма мамы: «Его отец, ну в кино-то, был малограмотный, но умный старик, и вот что мне понравилось – вот ты, сынок, учитель, дак реши одну задачку – как быть. Петров день самая страда, а люди гуляют, да хоть бы день, а то пять дней».

ЧЕМ СЛАБЕЕ ГОСУДАРСТВО, тем сильнее отдельный человек: ему не на кого надеяться, самому надо вставать на ноги. Встаёт и все равно приходит к осознанию необходимости сильного государства. А оно от двух сил: от правительства и от народного желания иметь сильное правительство.

В Советской России каждое новое правительство утверждалось за счёт унижения предыдущего. Сколько гадил Никита на Сталина, но и сам дождался. Но его-то справедливо окунули в лужу его мерзостей и преступлений, в которой всегда будет жить память о нём. Так сказалось, ибо сейчас смотрел документальные фильмы, в них жмут на ужасы сталинского правления. Но какие же счастливые лица на экране. И это тридцатые, и сороковые годы. А сейчас вроде демократы счастье принесли, но какие же нервные, усталые, обозлённые люди. С чего? С демократии, господа, с демократии.

СТИХИ В ПАЛАТЕ психодиспансера: «Я весь в запое. Износился, прорвался старый мой носок. Но все равно я возносился, как гвоздь из гибнущих досок. Жестокость лю́дского закона должны мы с русской карты смыть. Текст Покаянного канона раздать народу и учить. Как плохо, братья, без иконы: ведь надо лоб перекрестить. И обратя к востоку стоны, прошу позволить мне пожить. С утра пораньше, утром синим, при ранних солнечных лучах, я вновь заплакал о России: неужто наше дело швах? Её духовность выше прочих, и нам поэтому трудней. Как много впереди рабочих, российских нужных трудодней».

И ещё (после парада): «Мериканцы, те приужахнулись: вишь, не всё идёт-то по-ихнему. Русь-то, значит, жива ещё, а ведь вроде уже и заужена, и обокрана, и обтяпана. А прибалты сидят и злорадствуют: подыхай, говорят, Русь великая. Только прежде ещё извиняйся ты перед нами за то, что спасала нас. Но спонсёры их принахмурились: столько денег, грит, мы втакарили, уж пора бы Москве на колени встать, а тут вона что презентирует».

В СОЧИ, ПРИЛЕТЕЛ от издательства «Современник» к Георгию Владимову с вёрсткой его повести «Большая руда» и с предложением издать роман «Три минуты молчания». Вечером пошли в рыбный ресторан. Столики над речками проточной воды, в которые запущены форели. Это очень красиво – под ногами плавают красивые рыбы. Ещё и в том приманка, что посетители заказывают именно ту рыбу, которая понравилась размерами