Тата - Валери Перрен

только вечером. Днем предпочитаю репетировать на голодный желудок. Зачем вы меня искали, Жан Септамбр? – Она не умолкает, словно боится услышать ответ. Жану не удается вставить ни слова. Он никогда не ужинал с женщиной, а она пьет второй стакан вина – хотя весит не больше сорока килограммов! – и уже пьяненькая. Это слово Колетт, так она говорит об игроке или болельщике, перебравшем после матча.

Ханна показывает ему два браслета, которые носит на запястье. Ханна и Марта.

– Я отдавала их увеличить.

Она рассказывает, как второе имя спасло ей жизнь во время войны. Говорит, что тоже училась в консерватории в Лионе и получила вторую премию. Но это было давно, ведь она старше. Ей жаль, что они встретились только сейчас, потому что через месяц у нее свадьба. Назначила, хоть и колебалась, потому что все еще носит траур по приемным родителям, это были замечательные люди.

– Мой отец Бенжамен Гравуэн, врач в больнице Гранж-Бланш, и моя мать Элеонора Гравуэн… Великая скрипачка.

Жан кивает: «Конечно…» Он слышал записи.

В приступе лихорадочной откровенности Ханна объясняет Жану, что она «дважды сирота», что биологические родители погибли в концлагере, а приемные – в авиакатастрофе.

– Вы наверняка слышали… «Каравелла Беарн» № 244 F-BOHB… Рейс «Эр Франс» 1611 Аяччо – Ницца – Лазурный Берег, 11 сентября 1968 года. 11 сентября, – повторяет она. – А ведь в тот день была прекрасная погода. Они возвращались из отпуска. Решили провести ночь в Старой Ницце. Через полчаса после взлета пилот объявил, что на борту начался пожар и экипаж будет срочно сажать самолет… Тем злосчастным рейсом летели девяносто пять человек. Час спустя на поверхности воды были найдены обломки самолета. Позже эксперты пришли к выводу, что пожар начался из-за неисправности водонагревателя в туалете или брошенного в унитаз непогашенного окурка… Почему таким хорошим людям, как мои родители, выпала эта жестокая судьба? Знаете, Жан, я поклялась, что ноги моей больше не будет ни в церкви, ни в синагоге. Никогда. Конечно, есть шанс, что несчастье приношу я. Моих родителей убили дважды. В Освенциме и в небе. Через десять дней после катастрофы, 21 сентября, один журналист написал, что самолет могла сбить ракета, выпущенная на учебных стрельбах. Несчастный случай…

Ханна умолкает. Добавляет в капусту горчицы. Потрясенный Жан не способен вымолвить ни слова. Их окружает гул голосов посетителей. «Как мне теперь рассказать ей то, что собирался?» – думает он. Было бы рядом пианино, он сыграл бы ей свои чувства. Она музыкант и поняла бы его лучше, чем кто бы то ни было другой. Жан не может сказать, что все началось год назад. Он должен был играть в Гёньоне концерт в благодарность всем горожанам, участвовавшим в достопамятной лотерее.

В начале дня они с Колетт пришли в клуб. Встреча со «Стейнвеем» сильно его взволновала. Настройщика из Отена ждали к трем часам. Колетт устроилась в уголочке, Жан сел за инструмент и спросил: «Что тебе сыграть?» Она ответила: «Любую сонату Шопена, на твой вкус». Он сыграл «Лунный свет». Она пришла в восторг. Он вспомнил слова, которые часто повторял ему Давид Левитан: «Научись быть музыкантом в полной мере, никогда не начинай исполнять чтобы то ни было, если не стал одним целым с пианино». Внезапно одна из клавиш запала, но он доиграл. Пианино ненавидят путешествия. Они возносят нас к совершенству, но терпеть не могут переезды и скачки температуры. «Пианино – домоседы», – твердил Давид Левитан. «Стейнвею» не понравилось, когда его из поместья перевезли в клуб. Жан открыл крышку, обнажив струны, и заметил под «фа» клочок бумаги, прежде ни разу не дававший о себе знать. Жан не сразу сумел разобрать буквы, написанные черными чернилами. Сначала он решил, что это Блэз пошалил детстве, потом подумал о записке, оставленной настройщиком, но потом вспомнил, что пианино попало в поместье во время оккупации: его привезли для какого-то высокого чина в 1942 году, а при отступлении бросили. Эжени де Сенешаль всегда говорила, что ничего не знает о происхождении инструмента.

Он показал находку Колетт. Они вернулись в сапожную мастерскую. Колетт зажгла лампу, склонилась над текстом и долго его изучала, одновременно пытаясь крупно воспроизвести в блокноте каждый знак.

Жан узнал родной язык Элии и Давида Левитанов. Она читала только книги на иврите – с конца и справа налево, он – на французском и английском. Кто это написал? Бывшие владельцы инструмента? Рабочие фабрики?

– Где делают такие прекрасные пианино? – спросила Колетт.

– В Гамбурге. Все европейские инструменты сделаны в Гамбурге.

Вечером Жан дал двухчасовой концерт. Он выбрал несколько пьес Бетховена, Шопена и Моцарта и, играя, забыл, что оставил находку в бумажнике, лежащем в кармане пальто, сданного в гардероб, а вспомнил о ней, только сидя за столом в доме Левитанов. «Смотрите, что я нашел под одной из клавиш “Стейнвея” моего детства…» Старый профессор взял бумажку, Элия принесла лупу и перевела вслух на французский:

«1942. Мы отправляемся в неизвестном направлении. Если вы читаете эту записку, значит, я не вернулся…»

Она помолчала несколько секунд и продолжила:

«Это пианино принадлежит детям Аньес и Рафаэля Рубен».

Наступила долгая пауза. Одна из тех, которые так хорошо знал и научился ценить Жан. Он в конце концов обжился в молчании Левитанов. В том, как сдержанно они выражают чувства, как молчаливо любят. Он научился понимать их взгляды, наполненные глубоким смыслом. Но в этот вечер тишина давила сильнее обычного.

Текст писал Рафаэль – это стало известно намного позже. Но как найти его и Аньес? Как «добраться» до давно ушедших?

Пианино могло происходить из Франции или любой другой соседней страны. Левитаны обратились к Эжени де Сенешаль, чтобы она помогла найти след Рубенов. Сделать это оказалось непросто: в одной только Франции их оказалось немало. Кто по национальности были нужные им Рубены? Если французы, то в каком городе они жили? Их депортировали? Если да, то где арестовали (в 1942-м по стране прошла волна арестов)? Как звали детей, о которых говорится в записке? Сколько их было? Остался ли в живых кто-нибудь из членов семьи? Если да, где сейчас этот человек?

Проверяя списки Красного Креста, Эжени обнаружила много сотен Рубенов, живших во Франции в 40-х годах и рассеявшихся по всей Европе. Год поисков, год ложных следов, сомнений, изучение сведений о семьях, понесших ужасные потери. Номера, лица на снимках. «Поезда смерти», набитые людьми по пути в концлагеря и возвращающиеся