Тата - Валери Перрен

Прощай, Левгени, ты всегда хотел моей смерти, потому что я никогда тебя не любила…

Перед смертью Мари вспоминала голос дочери, который слышала, когда была в коме: «Это я, Бланш. Я заявила на него в полицию. Я знаю, это сделал он. За меня не волнуйся, у меня есть подруга. Я буду жить у нее. Мы спасены, мама». Она сказала «мама». Мари помнит и другой голос – женщины, пришедшей с Бланш.

Я знала, у моей дочери есть защитник, но не предполагала кто.

Мари Роман умерла, когда Судковски толкнул дверь ее комнаты во «Всех солнцах». Четыре утра. Она недвижима. В руках – удостоверение личности дочери. Он не забирает документ. Зачем таскать с собой вещественное доказательство?

«Теперь осталось одно-единственное дело… – подумал он. – Вдохнуть запах кожи Аньес и умереть».

24

КОЛЕТТ

Блэз исчез между 1965-м и 1969-м. Он сбежал из Лиона, никого не предупредив. Потом прислал открытку, пожелав мне счастливого Нового года, а через неделю испарился. Я читала и перечитывала открытку, искала в словах, накорябанных шариковой ручкой, знак или указание: «Дорогая моя Колетт, пусть следующий год принесет тебе много радостей и счастий». Да, именно так – во множественном числе. И все.

7 января директор интерната позвонил матери Блэза и сообщил, что ее сына нет в учебном заведении. Он исчез, опустошив все шкафы в своей комнате, и ничего не сказал другим пансионерам. Я до сих пор не понимаю, в каких отношениях состояла и состою с Господом, но пошла в церковь, поставила свечи и попросила: «Пусть с моим другом не случится ничего плохого!» Когда я посещаю храм, разговариваю с ангелом, стоящим в глубине, слева. Они с Блэзом похожи. Я молю его о помощи для друга.

Я останавливаю запись. Ана вздрагивает – она не ожидала, что я так резко прерву рассказ ее двоюродной бабушки.

– Я видела эту скульптуру. Ангел с лицом юного мальчика, словно бы вышедший из-под резца Микеланджело… Ты когда-нибудь видела фотографию Блэза?

– По-моему, нет, – отвечает она, хмуря брови.

Я иду за снимком, который отдал мне Антуан Эте – на нем запечатлены Блэз, мой отец и родители Антуана перед лотерейным домом, – и показываю Ане:

– Вот он.

– Ух ты, какой классный! Ты его знала?

– Нет, но мне известно, что Колетт навестила Блэза в день его смерти. Но все хранилось в строгом секрете. Когда Колетт звонила Эжени де Сенешаль, она всегда шептала в трубку. В комнате, на ночном столике, стояла его фотография.

– Я помню, помню! В детстве я как-то спросила: «Это твой муж?» Она ответила, что никогда не была замужем. Я, конечно же, задала следующий вопрос: «Почему?» Колетт сказала нечто странное, мол «чтобы любить, не обязательно выходить замуж…»

– С ума сойти, сколько у нее было тайн!

– А мне нравится. Мало кто перед смертью оставляет наследникам кассеты и секреты. Да, Коко не была похожа на других.

– Ты права. Продолжим?

Ана кивает, делает глоток холодного чая через соломинку. Я нажимаю на кнопку воспроизведения.

КОЛЕТТ

Утром 6 мая 1969 года он ждал меня перед мастерской. Блэз не захотел войти, хотя Мохтар настойчиво его зазывал. Мой друг повторял: «Буду здесь, хочу насладиться солнцем!» Он был в зеленой рубашке и костюме в мелкую клеточку «пье-де-пуль», сидел на одной из больших каменных чаш, подняв лицо к небу, с закрытыми глазами. Я его не сразу узнала. Блэз «повзрослел». Мы теперь жили в разных мирах, о чем явно свидетельствовали перемены во внешности. Он встал, улыбнулся и протянул мне книгу:

– Это первый тираж. Она для тебя, моя Колетт.

Моя Колетт… Я оставалась первым, важным, настоящим другом. На обложке было написано: «Вечность», роман, Блэз де Сенешаль.

– Ты ее написал? – задала я идиотский вопрос, хотя все детство предсказывала, что он станет автором десятков книг.

– Да.

Он ответил вот так просто, как будто мы виделись накануне. Выглядел усталым. Постаревшим. Сломленным. А ведь ему было двадцать три года! Осознав наконец, что это и правда Блэз со своим первым романом в руке, я обняла его и поняла, что пахнет от него иначе – чердаком, воском, деревом и пылью. Он протянул мне конверт:

– Прочтешь, когда я уйду.

Мохтар предложил мне свободный день, чтобы мы пообщались, никуда не торопясь, но Блэз сказал, что это ни к чему, потому что он сейчас же отправится назад. Друг детства приехал, чтобы подарить мне книгу, но его ждали в Париже. Он поцеловал меня в губы, пожал руку Мохтару и через мгновение был уже на углу улицы. Я выкрикнула его имя, и он вернулся.

– Ты вот так уедешь? Оставишь меня совсем одну?

Я даже на матчах не кричала громче. Он печально улыбнулся, еще раз меня поцеловал и шепнул:

– Блэз умер.

Я онемела от потрясения и вдруг обессилела.

– Возьми выходной, дочка, – очень грустно повторил Мохтар, который никогда не грустил.

Как же мне его не хватает!

– Иди наверх, ко мне, и прочти все это… – Мохтар кивнул на конверт и книгу. Я колебалась – он был уже болен и ослаб, – но подчинилась повелительному взгляду моего учителя.

Мы с Аной слышим, что Колетт достает из конверта письмо и разворачивает его.

КОЛЕТТ

«1 мая 1969 года

Моя дорогая Колетт! Милая мама!

Я ужасно скучаю по вам обеим и прошу у вас прощения. В Лионе я встретил одного человека. Он управляет джазовым клубом в Париже. И я не колеблясь последовал за ним, когда он позвал меня с собой. Я подумал, что судьба дает мне уникальный шанс… и ошибся. Как же я ошибся! Шанс – ни от кого не зависеть… Я поселился у него, стал пианистом в его клубе и очень быстро разочаровался, но мне было стыдно, ведь я сбежал, как вор, бросил вас. Я был слишком молод и не сразу сумел вырваться из его когтей. К счастью, одна из музыкантш взяла меня под крылышко, приютила, и я начал писать “Вечность”. Эту историю я вынашивал с того дня, как ты положила мне на руки ягненка, моя Колетт. Я работал над книгой три года. Это история любви, вдохновленная тобой и моими чувствами к тебе. Нет ничего