Дым над тайгой - Станислав Васильевич Вторушин

К начальственной машине подошли несколько студентов, заливавших фундамент. Услышав вопрос, один из них сказал:

— К сентябрю все срубы будут готовы.

— Человеку нужен не сруб, а дом, — наставительно заметил Казаркин. — У нас в начале октября ложится снег.

— У нас же не просто сруб, — сказал Жоголь. — Настелим полы, вставим окна, двери. Клади печку и живи.

— Придется класть печи, — Казаркин засмеялся сухим коротким смешком и подумал: «Неужели надо было прийти Остудину, чтобы начать эту стройку?»

Он вспомнил, как ему надоедал Барсов, выпрашивая лес для жилья геологов. Хиленькая пилорама райпромкомбината могла в течение года напилить бруса не более чем на четыре-пять домов. И каждый кубометр распределялся лично Казаркиным. А он всегда считал геологов если не чужими в районе, то во всяком случае не своими. Он не чувствовал никакой ответственности за их хозяйственные дела. И среди просителей бруса всегда находились те, кто был ему ближе геологов.

Остудину тоже негде было взять лес, но он решил проблему проще. Отдал в леспромхоз, находящийся в другом районе области, списанный трактор, выделил ему из своих запасов две тонны цемента, и леспромхоз напилил для экспедиции бруса на десять домов. Казаркин не знал, что Остудин привез из того же леспромхоза двух стариков, которые будут показывать студентам, как надо рубить деревянные дома. Остудину надо было не отчитаться за жилье, а построить его добротным и красивым. Одни студенты сделать это не могли, у них не было опыта.

Как бы то ни было, а экспедиция развернула большое строительство. Теперь ни в коем случае нельзя допустить, чтобы все это прошло мимо райкома. «Надо поддержать нефтеразведчиков, но сделать так, будто инициатива шла от нас», — подумал Казаркин. В его голове уже четко сложился план действий.

На первой же райкомовской оперативке он похвалит геологов за строительство жилья. Потом то же самое сделает на совещании руководителей района. Забота райкома о жилье должна быть зафиксирована в документах по нарастающей. А уже после этого надо провести бюро райкома, на котором поддержать нефтеразведчиков, а остальных руководителей как следует распечь. Конечно, надо бы записать по выговору директору рыбозавода и начальнику аэропорта. Но ни того, ни другого наказать нельзя. К их услугам часто прибегает сам Казаркин. Поэтому выговор придется записать начальнику пристани. Это насторожит и директора рыбозавода, и начальника аэропорта.

Но больше всего Казаркина беспокоило поведение Остудина. Почти не звонит в райком, все решает сам, а сегодня демонстративно улетел на буровую. «Пора ставить его на место», — подумал Казаркин и снова окинул взглядом развернувшуюся стройку.

— Молодцы! — сказал Николай Афанасьевич окружившим его студентам. — Не будем вас отвлекать. Идите работайте.

Весть о том, что студенческое начальство вместе с начальством районным едет на стрежевой песок, облетела стройотряд еще вчера утром. Сразу после того, как студентов посетил Краснов.

— Вы там не стесняйтесь, — наказывали Корзину и Жоголю студенты. — Увидите осетра, просите осетра. Стерлядку тоже можно.

Когда Казаркин приехал на пристань, Алла с Соней и стройотрядовский врач Кирилл были уже там. Они прохаживались по берегу недалеко от катера нефтеразведочной экспедиции. Катер стоял, уткнувшись носом в песок, с его борта на берег спускался узкий и длинный трап. Казаркин поздоровался с Кириллом и пригласил всех на борт.

На палубе гостей встречал капитан Миша. Он был в черном кителе и такой же фуражке с лакированным козырьком, над которым блестела надраенная кокарда, изображающая корабельный штурвал и якорь. Казаркин, а за ним и все остальные поздоровались с капитаном за руку.

— Семен! — крикнул капитан, и все услышали, как сначала загремели металлические ступеньки, ведущие из кубрика, а затем на палубу выскочил низенький широкоплечий парень в тельняшке и старых замасленных джинсах. — Убери трап!

Семен кивнул Казаркину, пожал руку Краснову, затащил трап на палубу и скрылся в машинном отделении. Команда катера состояла из двух человек — капитана Миши и моториста Семена. Казаркин махнул рукой, и катер задним ходом начал отходить от берега.

— Семь футов под килем, — произнес Казаркин, приобняв за плечи Матвея и Марка, и предложил: — Пойдемте в рубку, а то на фарватере ветер продувает насквозь.

Но Матвей неожиданно отказался:

— Посижу здесь, — кивнул на скамейку, которая стояла перед рубкой. — Я сквозняков не боюсь.

Казаркин не стал возражать.

— Я пойду с вами, — Соня шагнула к первому секретарю и как бы невзначай коснулась его руки.

Прибавляя ход, катер вышел на фарватер. Таежный остался позади. Глазам открылась величественная река. Левый, крутой ее берег был покрыт тайгой. Высокие сосны вперемежку с мохнатыми темно-зелеными кедрами нависли над самым обрывом. Узловатые корни змеились по вертикальному срезу, судорожно цепляясь за отторгающую их твердь. Правый пологий берег зеленел буйной травой и непролазным тальником, над которым кое-где разбросали развесистые кроны редкие ветлы. Лишь изредка над самой водой скользили неторопливые чайки или проносились стремительные одинокие чирки.

Казаркин любил Обь до щемления в сердце. Особенно, когда его моторка, по грудь выскочив из воды, пластала реку на два бурунных вала, которые, соединяясь с кильватерным следом, бесновались, вздымая в торопливой сшибке крутую водную гладь. Обь, податливо пропуская рвущуюся вперед кичливую силу, шутя усмиряла бегущие за лодкой волны. Исчезала лодка, исчезали поднятые ею волны, а Обь продолжала свое уверенное неторопливое течение.

Не часто служба позволяла ему общаться с рекой. Лишь в короткие недели отпуска он был властен над собой и мог проводить время по своему усмотрению. В Крым и на Кавказ, где ЦК предоставлял в своих здравницах заботливый уход и активное времяпрепровождение Казаркин ездил лишь тогда, когда на этом настаивала жена. Обычно он брал отпуск в середине августа и со своим шофером улетал на вертолете или уплывал на лодке далеко вверх по Оби. Был у него заветный островок, который делил реку на основное русло и широкую протоку. По протоке поднимались на нерест осетры и нельма. Казаркин ставил там палатку и благоденствовал. Днем они с напарником спали, Казаркин, не имевший в будничное время возможности читать, брал с собой любимые детективы. Ночью рыбачили сплавной сетью. То, чем они занимались, называлось браконьерством. Но Казаркин не считал свой промысел таковым. Браконьер ловит рыбу для продажи. Казаркину же рыбалка была в удовольствие. Он наслаждался не столько результатом промысла, сколько самим процессом. Была бы нужна рыба или икра,