Камень небес - Валерий Викторович Дмитриевский

сентября выпал первый. Выходит, лето у нас продолжалось всего два месяца. Теперь вертолёта мы нескоро дождёмся… Я передал в Нижнеангарск, что продукты у нас кончились и мы выходим на Витим, ищите нас там. Надежда Фёдоровна что-то переспросила, а я ответить ей уже не смог: батарея наша сдохла окончательно. Хорошо, что не придётся её на себе тащить, бросим здесь.

После завтрака опять долго сушились у костра, потом собирались в путь. То, что не пригодится на переходе, решили оставить: если вертолёт подберёт нас на Витиме, сами вернёмся и захватим, а если нет – зачем оно тогда. Я упаковался, прикинул вес рюкзака – около тридцати килограммов. Спальник, рация, топор, аптечка, фальшфейеры, банки оставшиеся, часть тряпок и обуви (остальное на себе) – в общем, набралось. Через плечо – полевая сумка, на боку – пистолет, в руках – молоток… Гладышев с Аркашей тоже прилично нагрузились.

За день мы дойти до Витима не рассчитывали. Двадцать километров – вроде не так и много, но тропа на карте дважды пересекала Каргадон, а его хорошо подпитали дожди и снег, и проходимы ли сейчас броды, неизвестно. На полдороге к Витиму была показана изба, мы рассчитывали переночевать в ней, – если она сохранилась.

Вышли в начале одиннадцатого. Тропа змеилась вдоль ручья, который скоро превратился в неширокую речку. В трёх километрах от озера мы подошли к первому броду. За это время спустились вниз настолько, что стало заметно теплее, и хотя с неба сыпал снег, а не дождь, на земле он таял. Вода на броде бурлила и кипела. Я вырубил посох для опоры, закрепил на поясе верёвку и пошёл первым, на всякий случай без рюкзака. Ничего, перебрёл нормально. Держась за верёвку, перешли Аркаша и Григорий Петрович. Я вернулся за рюкзаком и снова перебрёл. Все вымокли выше колен, пришлось часа полтора сушиться возле костра.

Тропа иногда терялась в кустах, а кое-где сплошь заросла мелким осинником. Тогда мы уходили вверх по склону в курумы[15], медленно шли по крупным скользким глыбам, огибая непроходимые места, потом спускались к речке, находили тропу и снова шли по ней. Начало смеркаться. По всем приметам мы должны были уже подойти к избе, а её всё не было. Я скинул рюкзак и налегке прошёл вперёд по тропе, несколько раз выходил к берегу – ни гнилых брёвен, ни обломков кирпича не видно. Время смахнуло избу, как пылинку со стола… В густых сумерках мы выбрали ровное местечко, поставили палатку и поужинали из банок. И опять допоздна сушились. Дождь почти прекратился, с неба летела лишь мелкая изморось, скапливалась на листьях осин и шлёпалась ртутными каплями нам на головы. Спать было довольно прохладно. Я ворочался, пытаясь свернуться, как ёжик, чтобы меньше терять тепла, и мрачно думал, что у погибших экспедиций начиналось так же, с малых неприятностей, которые всё прибавлялись и накапливались, превращаясь в большие, пока не приводили к печальному финалу. Может случиться, что нас ждёт то же самое. Бог не Тимошка, видит немножко. Это нам за Тоню…

Утром мы долго возились с завтраком и сушились – в сыром воздухе всё, что не было на себя надето, за ночь стало влажным. Через час ходьбы подошли ко второму броду. Здесь речка заметно сужалась, до другого берега было не больше трёх метров. В скальной теснине поток был очень бурным, его волнистые гребни вздымались и опадали, как грудь дышащего великана. На той стороне Каргадона тропа превращалась в настоящую дорогу, на ней виднелись нечёткие следы тракторных гусениц. После снега и дождя нельзя было понять, свежие они или давнишние. Не исключено, что прошлогодние. И всё-таки засветилась надежда скорого выхода к людям. Она горячила и побуждала к какому-нибудь действию. Однако переходить вброд этот бешеный поток нечего было и думать.

Исследуя берег, я нашёл голый, почти без коры, ствол небольшой лиственницы, застрявший комлем с остатками корней между глыбами в русле.

– Давайте попробуем, – сказал я Гладышеву. Он скептически покачал головой, но принялся помогать. Провозившись полчаса, втроём мы освободили ствол и выволокли на сушу, затем подтащили к броду, собираясь перекинуть через поток. И стало понятно, что соорудить мостик не получится. Вершина ствола была слишком тонкой, под человеком он прогнулся бы до самых гребней волн, которые могли захлестнуть его и смыть в стремнину. А чтобы удержать равновесие на узкой и скользкой деревяшке, нужна была сноровка канатоходца. И даже по двум стволам переправа была бы слишком опасной.

Пришлось опять то уходить в курумы, то спускаться к речке в поисках подходящего места для брода. Гладышев подниматься наверх не стал и медленно тащился у самого берега, постоянно путаясь в кустарниках. Ему было не по силам сновать вверх и вниз, и я злился на то, что он нас тормозит. Сам же я, наоборот, лазил по каменистому склону, как в молодости, не чувствуя солидного груза на плечах. Голодать, оказывается, иногда полезно, лишний жир весь ушёл в мускулы. Аркаша, немного отставая, следовал за мной.

Вскоре Григорий Петрович окликнул нас: «Кажется, есть брод», – и мы сошли к берегу. Русло здесь выполаживалось и расширялось метров до пятнадцати, течение было хоть и быстрым, зато без бурунов и завихрений. А главное, на другом берегу – рукой подать! – стоял балок, брусовой домик на железных полозьях. Ни людей, ни курящегося дыма мы не заметили, но всем своим видом – целый, не обветшавший – он указывал на вероятность того, что в этих краях мы сейчас не одни.

Как и на первом броду, я вырубил невысокий шест – упираться против течения, обвязался верёвкой и ступил в воду, которая постепенно дошла до середины бёдер. Гладышев меня страховал, держа в руке другой конец. Рюкзак я решил не снимать, надеясь, что своим весом он придаст мне больше устойчивости. И когда я пару раз споткнулся, то удержался на ногах именно потому, что груз на плечах вдавливал меня в дно. А ноги за лето окрепли, как у штангиста. Выйдя на тот берег, я натянул верёвку, чтобы страховать Аркашу, за ним перешёл и Григорий Петрович.

Здесь вечный День, прозрачный и хрустальный,

каких ещё не ведает земля,

здесь обретает свет первоначальный

дух, сотканный из граней хрусталя.

Эллис (Лев Кобылинский), «Сновидение»

Удачная переправа и выход на широкую дорогу переполняли меня ликующим восторгом, которому я не давал пока выплёскиваться. Ещё неизвестно, что нас ждёт впереди.

– Может, там есть чем-нибудь подкрепиться, –