Избранный. Часть 1 – Тихомирье - Сергей Нижегородцев

Велимир посмотрел ей прямо в глаза.

– Она видит то, что скрыто от других. Видит корень болезни, видит нити судьбы. И иногда… – он замолчал, подбирая слова, – иногда она может изменить их плетение.

– Ценой чего? – голос Милавы дрогнул.

– Всё имеет цену, – ответил Велимир. – Особенно то, что идёт вразрез с волей богов.

Милава почувствовала, как холод разливается по её телу. Дыхание перехватило, словно невидимая рука сжала горло. Перед глазами встал образ Всеслава – бледного, неподвижного, с глазами, в которых застыла боль.

Что если Полинка действительно могла помочь? Что если это единственный шанс? Но какую цену придётся заплатить? Отдать часть своей жизни? Или хуже – часть души Всеслава?

Страх, древний и инстинктивный, захлестнул Милаву с головой. Она почувствовала, как подгибаются колени.

– Я не могу… – прошептала она, чувствуя, как к горлу подступают слёзы. – Не могу отдать его этой… ведьме.

Мысли о сыне наполнили сознание Милавы. Она вспомнила его первую улыбку, первые шаги, первое слово. Вспомнила, как он бежал к ней через поле, размахивая руками и крича от радости. Как прижимался к ней, когда болел или боялся грозы.

Сейчас он лежал, прикованный к постели, и с каждым днём угасал всё больше. И она ничего не могла сделать, чтобы помочь ему. Ничего, кроме как смотреть, как жизнь медленно покидает его тело.

Страх сдавил сердце Милавы железными тисками. Она хотела кричать, хотела бежать к болоту, умолять Полинку о помощи. И одновременно хотела запереть двери, заколотить окна, чтобы никакая тёмная сила не смогла проникнуть в их дом.

Слёзы жгли глаза, но Милава сдерживала их, прикусив губу до крови. Она не могла позволить себе сломаться. Не сейчас, когда Всеслав нуждался в ней больше, чем когда-либо.

Велимир тяжело поднялся с лавки, опираясь на свой посох. Он окинул Милаву долгим взглядом, в котором читалась вековая мудрость и бесконечная усталость.

– Подумайте, – произнёс он тихо. – Я приду через три дня. Но не тяните слишком долго. Всякому страданию должен быть предел.

Арсений молча кивнул, не глядя на знахаря. Его лицо застыло, словно высеченное из камня. Милава проводила Велимира до порога, держась за стену, чтобы не упасть. Ноги едва слушались, словно стали чужими.

Когда дверь за знахарем закрылась, что-то надломилось внутри Милавы. Словно последняя нить, удерживавшая её на ногах, оборвалась. Колени подогнулись, и она медленно осела на земляной пол, прижавшись спиной к двери.

Первый всхлип вырвался из груди против её воли – глухой, болезненный звук, похожий на стон раненого зверя. За ним последовал второй, третий… Плечи задрожали, руки безвольно упали на колени.

– Сыночек мой, – шептала она сквозь слёзы, раскачиваясь из стороны в сторону. – Кровиночка моя…

Арсений опустился рядом с ней на колени, обхватил её плечи своими сильными руками. Его ладони, грубые от работы с металлом, были неожиданно нежными, когда он прижал жену к своей груди.

– Милава, – прошептал он, уткнувшись лицом в её волосы. – Милая моя…

Но даже в крепких объятиях мужа Милава не находила утешения. Горечь пропитала её сердце, словно ядовитый отвар. Она цеплялась за рубаху Арсения, как утопающий за соломинку, но чувствовала, что тонет всё глубже.

– Почему? – её голос сорвался. – Почему наш мальчик? Что мы сделали не так?

Арсений молчал, крепче прижимая её к себе. Его собственные слёзы падали на макушку жены, теряясь в её волосах. В его молчании была та же беспомощность, что разрывала сердце Милавы.

Они сидели так, обнявшись у двери, два человека, раздавленные тяжестью испытания, выпавшего на их долю. Снаружи ветер гнал по небу тяжёлые тучи, а в избе было тихо – лишь тихие всхлипы Милавы нарушали тишину.

В этот момент она поняла с пронзительной ясностью – страдания их только начинаются. Впереди долгий путь, полный боли и отчаяния. Путь, на котором им придётся найти силы принять то, что невозможно изменить.

Глава 4

Скрип половиц выдал приближение гостя. Всеслав узнал знакомую поступь – тяжелую, но осторожную. Ждан. Друг замер в дверном проеме, переминаясь с ноги на ногу, словно не решаясь войти. Солнечный свет из окна падал на его широкие плечи, оставляя лицо в тени.

– Заходи уже, не топчись как медведь у берлоги, – хрипло произнес Всеслав, чувствуя, как пересохло в горле.

Ждан присел на краешек лавки. Его пальцы теребили край рубахи – верный признак того, что разговор предстоит непростой. От друга пахло свежескошенным сеном и летним ветром – видно, только что вернулся с поля.

Всеслав попытался повернуть голову, чтобы лучше видеть лицо Ждана, но шея не слушалась. Тело словно стало чужим – тяжелая колода, в которой заперт его разум. Он поморщился от бессилия.

– Воды дай, – попросил Всеслав, заметив кувшин на столе.

Ждан вздрогнул, словно очнувшись от глубокой задумчивости. Он торопливо налил воды в деревянную чашку и поднес к губам Всеслава, бережно приподняв его голову. Вода показалась удивительно вкусной – прохладная, с привкусом свежести.

– Спасибо, – выдохнул Всеслав, когда Ждан осторожно опустил его голову на подушку.

Тишина между ними растянулась, наполнилась невысказанными словами. Ждан смотрел куда-то в угол избы, словно там притаилось что-то интересное. Его крепкие руки, привыкшие к тяжелому труду, сейчас казались неуместно большими и неловкими.

– Ну, рассказывай, что нового в деревне, – Всеслав попытался придать голосу бодрость, но вышло хрипло и натянуто.

– Слушай, брат… – Ждан запнулся, подбирая слова, его взгляд метался по комнате, избегая встречаться глазами с Всеславом. – Я должен тебе кое-что сказать.

Всеслав прикрыл глаза, ощущая, как сжимается что-то внутри. Он знал, о чем пойдет речь. Видел их взгляды, замечал, как Забава краснеет при появлении Ждана, как теребит косу и опускает глаза. Боль пронзила не тело – душу. Острее, чем любая физическая мука.

– Забава… – Ждан сглотнул, его руки сжались в кулаки. – Мы с ней… В общем, у нас…

– Я знаю, – оборвал его Всеслав, чувствуя горечь во рту. – Давно уже вижу.

Тяжелая тишина повисла между ними. Сквозь открытое окно доносился стрекот кузнечиков и далекие голоса деревенских жителей. Жизнь продолжалась там, снаружи, текла своим чередом, не замечая его страданий.

Ждан провел ладонью по лицу, словно пытаясь стереть напряжение. Солнечный луч, пробившийся через оконце, золотил пылинки в воздухе между ними, превращая простую крестьянскую избу в место, где решались судьбы.

– Прости меня, – голос Ждана дрогнул, став почти мальчишеским. – Я не хотел… Оно как-то само…

Всеслав с усилием повернул голову, встречаясь взглядом с другом. В карих глазах Ждана читались вина и страх – страх