Громов: Хозяин теней 4 - Екатерина Насута

раз, а он такой прям весь тебе радый, что прям не можется. Настолько радый, что прям готов в объятьях задушить. И в друзья набивается со страшной силой. Как ты к нему?

Метелька хмыкнул, но ответил:

— Никак.

— Именно, — мы шли мимо дощатого забора. — Тем паче, что времена теперь для революционеров сложные. Полиция вон до сих пор не успокоилась. Вот они и сторожатся. Я ж им человек сторонний. И как знать, не провокатор ли, не информатор или ещё кто.

— Ну да… — правда, уверенности в словах Метельки не было.

— Как раз провокаторы с информаторами изо всех сил будут в доверие втираться. И говорить, как они сочувствуют рабочим, и жопу лезть без мыла.

— А ты, стало быть, не лезешь.

— Нет.

— Как-то это заумно…

К моей придури Метелька давно привык.

— Хотя… если так-то да… на ярмарке, небось, ежели торговец весь из себя ластится, то точно дерьма подсунет.

И чихнул.

— О, правду сказал, — Метелька вытер нос рукавом.

— А ещё этот Светлый с артефактом сидел. Проверял, буду ли врать…

— Серьёзно?

— Серьёзней некуда.

— Тогда почему прямо не спросил?

— Так… вроде ж повода нет. Спросит ещё.

— Думаешь, вернётся?

— Ещё как… вот сам посуди, какая девка сильней в душу западёт, та, которая за тобой бегает, или та, что нос воротит?

Сравнение довольно приблизительное. И в психологии я не сказать, чтоб превеликий специалист. Скорее наоборот. Там, в прошлой жизни, я больше верил своему чутью, чем научной обоснованности. Но вот…

— Если мы сами проситься станем, нас сперва будут мурыжить проверками, а потом повесят какую-нибудь ерунду, вроде раздачи листовок. И смысла особо нет, и прогореть легко. А вот если им нас обхаживать придётся, тут уж вынуждены будут завлекать не только словами. И поручать станут куда как серьёзное.

— Ну, Савка… — Метелька покачал головой. — Не знаю… глядишь, и получится.

Получится.

Это я понял, уловив эхо чужого любопытства. И любопытствующего вычислил быстро. Незнакомый парень явно рабочего происхождения держался на другой стороне улицы с видом будто бы безразличным. Руки в карманы сунул, пялится на дома.

Было бы там на что пялится.

Да и его якобы расслабленная поза выделялась среди обычной утрешней суеты. Ну не принято тут так себе прогуливаться. Люди или спят, или работают, или ещё чем полезным заняты. А этот торчит, что столб посеред поля.

Я сделал вид, что пригляда не замечаю.

Суббота.

Завтра выходной, и предвкушение его наполняло душу радостью. Не только у меня. Метелька с утра поцапался с хозяйкой, вытащив из её тайника шмат сала и слегка зачерствелые пряники, один из которых и мусолил, не способный разгрызть.

Надо бы в аптеке рыбьего жиру купить.

И капусты квашеной. Это уже не в аптеке, а в лавке.

А ещё лучше свалить отсюдова.

— Савка! — лицо Филимона радовало взгляд свежим синим фонарём. Он щербато улыбался разбитыми губами и выглядел вполне довольным жизнью.

— Доброго утречка…

— Ага, доброго… Савка, а ты чего завтра делаешь?

— Как все. Сперва на молебен. Потом дядьку проведать.

Не то, чтобы вдохновляющее расписание, но уже одно то, что фабрики в нём нет настраивает на весёлый лад.

— А это… — Филимон оттеснил Метельку. — Тут… тебе просили передать, что, может, захочешь на встречу?

— Какую?

Филимон огляделся и, наклонившись к самому уху — в лицо дыхнуло вонью нечищенных зубов, перегара и чеснока — громко прошептал:

— Союзную. Это… союза рабочих Петербурга. Вот. Разрешенную!

Ну да. Официально профессиональные союзы были разрешены.

— Лекцию будут читать. О правах рабочих.

— Филь… ну оно мне на кой?

Потому что сколько лекций ни прочти, а прав у здешних рабочих не прибавится.

Мы прошли через проходную. И скинув тулуп, я пристроил его в самом углу. А то сверху понавалят своих, прокуренных, потом хрен избавишься от запаха.

— Так… три рубля обещали. Если придёшь.

Деловой подход.

Я призадумался.

— Сав… ну чего тебе стоит? Там недолго…

— А тебе чего обещали?

— Полтора, — Филимон не стал отнекиваться. — И Никитку к Вальцевым устроить. На автомобильный.

Это серьёзная заявка. Там, говорят, платят строго по регистру, и выходит втрое против обычного. Штрафов нет. На праздники харчи выдают, по особому уложению. Да и если встать к нормальному мастеру в помощники, то и самому в мастера выбиться реально.

Карьера.

— Сходишь, а? — Филимон аж приседает, норовя в глаза заглянуть. — Ну хочешь, я тебе и так деньги…

— Оставь себе, — от щедрого предложения я отмахиваюсь. — Схожу. Только… Филька, чего они обо мне выспрашивали?

А что выспрашивали, это точно.

И по глазам вижу — угадал.

— Потом, — говорю. — Найдёшь нас, как обед станет. Там и перекинемся словом.

— Савка, — Митрич трезв и зол. — Так, вы двое… ты туда, а ты давай на третий.

— Один не справлюсь, — я встаю, скрестивши руки на груди. — Побойся Бога, Митрич. Мешки неподъемные.

— Помощника дадим, только… — он кривится и видно, что происходящее ему самому не по нутру. — Вы двое в станках уже разбираетесь. А эти вот…

Ко мне подталкивают чумазого пацанёнка, который едва-едва до плеча достаёт. И не потому, что я так уж сильно вырос. Скорее уж мальчишка этот, как и вся местная детвора мелок с недокорму. А ещё он чумаз и костляв.

— Митрич…

— Савка, — он качает головой и даже не матерится. — Ну некого больше! Анчееву расчёт дали.

— Новый?

— Прокофьев. Пока с места не убрали. С выплатою за это… досрочное.

И сплёвывает под ноги. Понятно. Прокофьев не злой. Понимает, что осталось Анчееву недолго, и что новый управляющий не станет закрывать глаза на недоработки. А просто вышвырнет за забор и всё.

Социальные гарантии?

Пенсия по инвалидности? Не смешите.

Вот Прокофьев и воспользовался случаем, чтоб хоть какие-то деньги человеку дать. Надолго их, конечно, не хватит. Но это лучше, чем ничего.

— А с ним ещё семерых, кто тоже не тянет… — Митрич снова сплёвывает и добавляет пару слов покрепче. — А на их место велел ставить из тех, кто потолковей. Будешь теперь в подмастерьях.

Повышение.

— Денег прибавят?

Мат, которым меня обложили, вполне сошёл за ответ.

— А хозяин чего?

— Хозяин? — Митрич вытер