Русский бунт. Кровавый год - Алексей Викторович Вязовский

— Это было бы прекрасно, господа маршалы — тут же заявил де Сен-Жермен.

* * *

Папские апартаменты на третьем этаже Апостольского Дворца плохо оберегали от июльской римской жары. Спасения не было нигде, даже в личных покоях, не говоря уже о саде на крыши. Там дышать было нечем — Тибр обмелел, зловоние от реки накрыло древний город. Так хотелось удрать в Кастель-Гандольфо, укрыться в тени садов, окружавших летнюю виллу. Не отпускали дела — преимущественно семейные. Ставший в феврале папой Пием VI Джованни Анджело Браски активно занимался возрождением к жизни своего обедневшего аристократического рода.

Непотизм не мешал ему ловко маневрировать между двумя партиями католического мира — реформаторами и зелантами. Последних называли ревностными, и они постепенно набирали силу. Папа даже был готов ради них освободить Лоренцо Риччи, но узнал, что его предшественник, Клемент XIV, уже все в тайне провернул перед своей смертью. Пий VI переключился на идеологию — его секретарь готовил энциклику «Inscrutabile divinae sapientiae», осуждающую Просвещение. Чтобы заткнуть рот реформаторам, папа публично осудил казнокрадство в Папской области.

Жарко!

Джованни не знал, куда приткнуться. Тонзура не спасала. Пот стекал с почти лысой головы на тонкую полоску волос надо лбом, ее приходилось промокать батистовым платком. Ему физически становилось нехорошо при одной только мысли, что на аудиенцию придется надеть красную шляпу с золотистыми кисточками и моццетту из красного атласа поверх белых одежд.

— Ваше святейшество! — раздался голос секретаря из-за закрытой двери. — Прибыло письмо от вашего нунция в Петербурге, Джованни Аркети.

Официально епископ Халкедонский Аркети являлся нунцием не в ортодоксальной России, где к папским посланникам относились с настороженностью и пренебрежением, а в бывшей Речи Посполитой. Появление большого числа католиков, подданных русского царя, потребовало немедленных действий. Формально нунций отправился в Петербург на переговоры об образовании Могилевского архиепископства. Неформально ему было поручено прозондировать почву на предмет перспектив католической церкви в свете Указа о веротерпимости. Папе в данную минуту меньше всего хотелось заниматься делами, но долг пастыря и хранителя престола святого Петра, его наместника на Земле возобладал.

— Сунь под дверь, — отозвался Пий VI, не желавший надевать ни туфли, ни хоть что-то поверх ночной рубашки.

Письмо появилось.

Постанывая и проклиная жару, папа добрел до двери, поднял с пола письмо. Распечатал, нашел уголок, где небольшой лучик света пробивался за плотно закрытые шторы.

Вчитался.

Письмо выскользнуло из его рук, как только он добрался до последних строчек, и беззвучно спланировало на бесценный персидский ковер. Пухлое лицо папы исказила болезненная гримаса. Жара была немедленно забыта. Мысли заскакали как перепуганные зайчики, застигнутые взбешенным огородником за поеданием капусты.

Снова появился он, тайный апокриф от апостола Петра. На этот раз в Московии, да еще в руках человека, которого Пий VI считал угрозой всему католическому миру. Этот Петр III — не реформатор, как его великий дед. Он ниспровергатель тронов, начавший с протестантов, но кто знает, когда в его амбициозных дойдет дело до столпов христианской веры, до его главных твердынь. До Австрии, Франции и Испании. Его военные успехи поражают. Блистательная победа над Фридрихом, казалось бы, должна была воодушевить Ватикан, но она его напугала.

Нунций написал, что тщетно добивался аудиенции. Что пытался даже действовать через патриарха схизматиков. Бесполезно. Царь ясно дал понять: встречи не будет, а Аркети не самый желанный гость в Петербурге.

Что он задумал, этот восточный варвар? Понимает ли он, какое оружие попало в его руки? Как он им воспользуется? Нунций ничего узнать не смог, даже соджержание древнего манискрипта.

Для папы же он не был тайной. В первые дни после его избрания хранитель архивов по традиции информировал о пергаментах, которая церковь столетиями бережно укрывала от посторонних глаз из-за содержащегося в них запретного знания. К ним относились Евангелия от Фомы, Марка, Марии Магдалины и Петра, книги Еноха, а также ряд шокирующих записей о странных явлениях, встречах и пророчествах. Апокриф от апостола Симона был опасен прежде всего тем, что разрушал канонический образ союза между Петром и Павлом, выставляя первого яростным критиком стяжательства второго. Очень удобная коллизия для реформаторов и убийственная для зелантов. И смертельная для папского престола.

Джованни покосился на окно, выходящее на площадь Санкти Петри. Ему не требовалось отдернуть штору, чтобы посмотреть на одну из главных скульптурных композиций у подножия ступеней, ведущих в базилику. Он помнил все ее детали. Там стояли статуи Святого Петра и Павла работы Паоло Такконе и Мино дель Реаме. Духовные союзники — вот какой образ создал Ватикан для двух самых важных апостолов. Опровергни этот союз — рухнет вся конструкция, а католический мир расколят распри между «петринами» и «павлинистами».

Что делать, на кого опереться?

На Австрию надежды мало, несмотря на религиозность Марии-Терезии. Ее сын и соправитель заражен идеями Просвещения. Остаются лишь Париж и Мадрид. Людовик XVI, объединившись с Карлом II, могли бы обратиться к папе с предложением крестового похода против угрозы католической вере в лице монарха России. Пий VI их поддержит и заставит князей Священной римской империи, включая его императора, объединиться.

Он накинул халат и позвал в комнату секретаря.

(1) В открытых де Сен-Жерменом военных школах учился юный Бонапарт — в Бриеннской (1779–1784) и в Парижской (1784–1785).

(2) Де Сен-Жермен командовал датской армией в 27000 человек, которая выступила против русских полков из-за спора вокруг Шлезвиг-Гольштейна. Военные действие закончились, не успев тольком начаться из-за свержения Петра III.

Глава 4

Краковский конгресс будущие историки непременно обзовут самым бестолковым событием дипломатии галантного века. Все его «гениальные» свершения свелись к трате огромных сумм на развлечения и созданию одной единственной комиссии, которая якобы занималась решением баварского вопроса. С трудом выкроив время в череде балов, банкетов и карнавалов представители Австрии, Пфальца, Саксонии, Франции и России смогли провести несколько малозначащих заседаний. Все дискуссии свелись к рассмотрению юридических аргументов претендентов противостоящих сторон — весьма убедительных у Виттельсбахов и крайне сомнительных у Габсбургов. Поскольку никто не хотел уступать, решение могло появиться либо в результате ультиматума от посредников, либо на поле боя. Оба варианта никого не устраивали, прения продолжались. До бесконечности…

Все когда-то рано или поздно заканчивается — даже вечный праздник может набить оскомину. Вернувшийся из Парижа де Верженн и его австрийский коллега все активнее наседали на Безбородко, требуя приступить к обсуждению территориальных вопросов. Ему приходилось выкручиваться с помощью всевозможных уловок — мнимой болезни, срочного