Дракстрём - Агсин Атум

всё же понравилось находиться в этой атмосфере, какой, возможно, ему так недоставало в родном Фреирвале, где вечная бестолковая суета и надоедливый базарный шум, разносящийся аж до скалистого берега Сноррирстейн.

Пир состоялся в общем дворе Хелдрика, где местный вождь всегда принимал прибывших гостей, будь-то бедные просители, делегация самого мелкого из конунгов или же сам ярл из Соленгарда. Здесь располагалось большое количество длинных столов, которых всё же на всех в действительности не хватило, но по этому поводу островитяне тоже подсуетились и настроили ещё несколько небольших двориков вокруг существующего общего, аккуратно вписав их в местный антураж. Эти дворики не были ограждены какой бы то ни было стеной друг от друга, лишь линии мелких камешков создавали между ними формальное ограничение. Делалось это потому, что у эйдфристейнцев всё должно было быть согласно установленного порядка и иметь своё положенное место, потому для каждого воинства нашёлся свой уютный уголок в виде отделённого дворика. И никто не позволил себе эти границы нарушить.

Облачённые в серые рясы юноши провожали гостей к отведённым для них местам, рассаживая мореходов, а их капитанов уводили дальше в тот самый общий двор, где должны были встретиться все лидеры похода и вожди острова. Вся эта процессия была наполнена таинственностью и немногословностью, отчего казалось, что находишься вовсе не на северном острове, а попал куда-то в совершенно иной мир с другими взглядами и другими ценностями. Обычных местных жителей увидеть не представлялось возможным, так как все они находились в это время за деревянным частоколом поселений, откуда они не выходили по долгу службы. Не все на острове были воинами, некоторые становились своего рода жрецами, надевая серые и невзрачные одежды. Таких серых жрецов для каждого поселения было предостаточно и основной их задачей являлось обслуживание воинов и служение в кельях, исполняя таинственные ритуалы недоступные простым смертным. Другие жрецы, что возводились в ранг выше, были некогда бывшими воинами, завершившие свою боевую стезю. Они носили уже ярко-бурые рясы, а по окружности их рукавов можно было заметить довольно примечательные желчного оттенка ленты. Бурые жрецы являлись в основном наставниками для нового молодого поколения воинов, взращиваемых на острове, словно в питомнике. И третий, наивысший ранг жрецов, представлял собой явление довольно интересное, поскольку как таковой властью эти жрецы не обладали, но именно от их решений зависели многие судьбы острова. Их считали истинными гуру и носителями всех таинств военных деревушек, о которых не могли знать другие ранги. Таких жрецов можно было узнать по белоснежным одеждам, но увидеть их простым обывателям удавалось крайне редко, потому как в основном они проводили своё время в пределах окружённых частоколами поселений. Но сколько же легенд можно было услышать об этих стариках. Одни утверждают о наделенной божественной силе, которая в них якобы скрывается, и что способны они благодаря ей летать, ходить через стены и даже предвидеть будущее, а, если нужно, то заглядывать и в прошлое. Проверить это Ёрмунду вряд ли бы удалось, да и жрецы острова его совершенно не интересовали. Скорее он воспринимал всё это не более чем преувеличением простого народа, способного из обычной молнии нарисовать в своём воображении самое настоящее оружие, управляемое колдунами.

Пир продолжался до полуночи. Серые жрецы постоянно подносили новые чаши с едой, поспешно унося пустые. Эля здесь не разливали, а употреблялись лишь медовые напитки и настои. Того разгула с широким размахом здесь уже не было, как то происходило прошедшей ночью на Эйдвале в Гислмарне. На удивление все мореходы были столь смирены и не объедались так много, как это любили, толи от того, что уже не лезло, а толи потому, что местная атмосфера не позволяла им вести себя иначе, дабы уважить сложившиеся здесь устои.

Свейну всё окружение явно наскучило, но он старался этого не показывать, по-прежнему чувствуя внутреннюю слабость и лёгкий озноб, но мысли о том, что проявить себя в битве в качестве отменного бойца не покидали его ни на секунду, а ещё ему уже не терпелось увидеть в деле всех этих здешних нахваленных воинов Эйдфристейна.

Ровно в полночь гостей пригласили на ещё одно знаменательное мероприятие, хотя те уже явно готовы были повалиться с ног, чтобы, наконец, хорошенько отоспаться, тем не менее, отказывать хозяевам считалось делом непристойным. Серые жрецы привели всех оптировавших к морскому берегу, где заранее была приготовлена специальная открытая площадка с жертвенным камнем и идолом некоего божества подле него. Всё, что оставалось после пира, сносилось сюда и возлагалось на тот же самый камень, дабы воздать почести смотрящего свысока истукану. Лицо божества было аккуратно вырезано на деревянном стволе, а в свете факелов, окружавших его и всю просторную площадь, приобретало угрюмый и довольно зловещий вид. Хмурые брови, над зияющими впадинами глаз, длинная борода, вытянутый остриём к верху шлем, даже что-то похожее на одежду было обрисовано у его основания. Ёрмунд знал, кого изображал идол. В родном Фреирвале его именовали Батюр, на острове же его называли по-другому – Велиас, но оба имени были воплощением одного и того же божества. Именно идол Батюра сжигали после войн, в знак радости и примирения. Здесь же с истуканом обходились несколько иначе, всё преподносилось для него и идол жил, пока жили те, кто за ним ухаживал. Сжигание своих божеств в стане жителей острова было не принято, но огонь всё же разожгли. Пламень вспыхнул на жертвенном камне, шипя и поглощая все выложенные на камне дары. Такая жертва была воспринята даже моряками с континента, потому как жестоких жертвоприношений они не принимали и пресекали дикие нравы южан, в том числе и бруваргардских, которые весьма часто практиковали использование для ритуалов животных.

Разгоравшийся огонь воспламенил и сердца окружавших его жрецов, которые затянули гудящую песню, отчего, показалось, завибрировал даже воздух. Само небо, заслышав необычайные звуки, словно из любопытства, очистило весь свой тёмный свод от мрачных сгустков облаков, дав больше пространства для висевшей над островом луны. Жрецы вознесли руки кверху и усилили свои песнопения, к ним же подключились другие голоса усевшихся на колени воинов, которых ожидал северный поход. Воины запели несколько иначе, чем то делали жрецы, затянув более музыкально, будто бы создавая вместе настоящий хор, не используя никаких для того инструментов. Неожиданно сквозь ряды серых жрецов появилось что-то белое, медленно плывущее к огненному представлению. В сопровождении бурых, шествовал верховный белый жрец, который сбрасывал с себя свои рясу и плащ, оставаясь почти нагим и таким же белым, и лишь набедренная повязка служила теперь ему одеждой.

Его