Опасные видения - Коллектив авторов

– Мы тут между войнами, – сказал я дружелюбно. – На севере сломались две могучие Цитадели, и мы решили прерваться.

Он ничего не ответил. Он смотрел на почетную табличку на Стене-11 и на оружейника, натирающего гордые слова.

– А это просто для убийства времени, чтоб было хоть что-то убить, – сказал я. – К тому же я могу подремать тут, на фильтрованном летнем солнце, пока всю работу делает оружейник. Но мне скучнеет. Пока не пришел ты, я уже хотел встать и навалять ему новометаллической палкой-махалкой, начиненной свинцом, хоть он сам из новометаллического сплава, и неплохо старается, и вряд ли что почувствует. Но от нечего делать, понимаешь. Как ты наверняка знаешь, хозяин Цитадели в Модеране не может заниматься настоящим трудом. Это не по кодексу.

Тут я усмехнулся, но, как ни странно, чувствовал себя нервно в мясожилах и смутно – по стыкам. Чего он так на меня смотрит? И почему, собственно, меня трогает взгляд такой никчемушной формы жизни?

Умел ли он говорить? Умел. Разжались голубые мягкие губы, в красномясом рту задрыгался жидким шматом желто-розовый кусок хрящеватого мяса. Когда прекратилась эта довольно вульгарная работа плоти и воздуха, я разобрался, что он сказал:

– Недавно мы устроили небольшие похороны для Сына. Мы рубили пластик жалкими самодельными наборами для могил и успели опустить его под коросту вовремя. Мы спешили. Мы знали, что вы не гарантируете долгое перемирие. Я пришел вас поблагодарить.

Меня малость передернуло от этой странной речи, и я отвернулся, потом быстро оправился и беззаботно отмахнулся стальной рукой.

– Считай меня отблагодаренным, – сказал я. – Если хочешь стальной цветок для украшения, можешь взять.

Он содрогнулся всем рыхломясным телом.

– Я пришел поблагодарить, – сказал он мне, видимо, с тем, что в его племени считалось за прямоту. – А не выслушивать насмешки.

Теперь в его взгляде было недоумение и сомнение.

Вдруг все это стало казаться довольно нелепым. Сижу я, модеранец, между войнами, перед одиннадцатой Стеной своей Цитадели, никого не трогаю, жду, когда возобновится война, а с девятого холма слева семенит какой-то ходячий кусок сентиментальности, о чьем существовании я даже не подозревал, и благодарит меня за похороны.

– Хорошо прошли? – попробовал я. Отчаянно вспоминал хоть что-нибудь из Былых Времен. Растянувшиеся на милю плакальщики? Музыка – и много? Цветы – в венках кругом?

– Только мы, – ответил он, – я и его мать. И Сын. Мы торопились. Мы знали, что вы не можете отвлекаться надолго. Мы благодарим за то, что вы сделали, – за достоинство.

Достоинство? Какое странное слово! Что бы это могло значить?

– Достоинство? – переспросил я.

– Все обряды. Ну знаете! Мы успели прочитать короткую молитву. Попросили, чтобы Сыну было позволено жить в счастливом доме.

– Слушай, – сказал я, уже сытый по горло, – я не помню из Былых Времен и половины того, что надо, чтобы вести этот разговор. Но вы, несчастные мясные мутанты, вроде как хороните своих мертвецов и просите, чтобы им разрешили восстать и жить снова в двадцать пять раз легче обезвоженного воздушного пузыря. Правильно же? Но зачем рисковать? Почему бы просто не поумнеть и не сделать, как ваши модеранские хозяева? Просто проведите операцию, пока вы еще молодые и сильные, выкиньте ненужную плоть, целиком замените себя заменами из новометаллического сплава и живите себе вечно. Питайтесь чистейшим внутривенным медовым экстрактом, который мы придумали, – и дело в шляпе, жизнь удалась. Мы знаем, что имеем, мы знаем, как жить… А теперь прошу прощения – судя по докладу, прибывшему прямо сейчас по Сигнализатору, Цитадели, которые отменили войну, снова заработали. Мы из-за них прекратили палить, так что теперь придется наверстать время ненависти. Пожалуй, сейчас обстрелы будут малость сильнее, чем вы когда-либо видели.

На последних словах я видел, как на его отягощенном плотью лике странно мелькают недоумение и сомнение.

– Вы остановили войну, потому что… потому что на севере сломались две Цитадели? Вы… значит, вы это правда сделали не для того, чтобы мы достойно похоронили Сына?!

Похоже, его всего окутала холодная мысль; он словно съежился, скукожился, на глазах стал на дюймы ниже. Я вновь подивился лишним тяготам, которые взвалили на себя эти мясные мешки из-за эмоций да сердечного трепета. В раздумьях постучал себе по замененной груди и поблагодарил счастливые железные звезды на наших великолепных новоспутниковых небесах за свои холод-спокойствие.

– Уже скоро, – сказал я, – мы начнем пальбу. Сейчас мы расчищаем линии для первого отсчета и всеобщего возобновления. Понимаешь, начать мы хотим честно. А потом – каждая Цитадель сама за себя в благоразумном расходе боеприпасов.

Долго он искал во мне признаки шутки. И наконец сказал тоном, который, видимо, у мясных сходит за великую печаль и смирение:

– Нет, похоже, вы и правда прервались не для того, чтобы мы похоронили Сына достойно. Похоже, и правда из-за Цитаделей на севере. Теперь я вижу, что разглядел что-то истинное и хорошее там, где никогда и не было истинного и хорошего. И значит, я… я пришел поблагодарить вас за достоинство… зря…

Я, наверное, даже чуток кивнул – а может, и нет, потому что уже слышал Глас, слышал, как Сигнализатор вещает, что все в полной готовности для начала Великой Пальбы и чтобы хозяева снова заняли посты за пультами своих Военных Залов.

– Все! – объявил я никому и ничему. – Сейчас начнется двойная пальба и круглосуточный запуск боеголовок, пока мы не наверстаем время в единицах ненависти.

И только я, велев оружейнику не забыть мое мягкозадое кресло, повернулся уйти, поспешить в свой Военный Зал и возобновить Великую Пальбу, как холодный звук пронзил меня через сталь. Что за скулеж раздался над пластиком? И тогда я увидел. Все тот же мясной балбес. Потерял контроль над чувствами, упал и теперь хлюпал настоящими слезами.

– Да все хорошо, не бойся! – крикнул я ему, торопясь к себе. – Не высовывайся из низин, не поднимайся даже на середину холмов и поспеши. Доберешься. В первый раунд мы обстреливаем только вершины.

Но, проходя за Стену и веля оружейнику обеспечить безопасность, я заметил, что мясная букашка так и осталась хлюпать на пластике. Даже не пытался убрать подальше и спастись! И вдруг старая добрая Соседняя Цитадель на востоке вдарила таким жульническим ранним залпом, что мясного балбеса прямо-таки разблинчило – куда там разблинчило, врезало смертоносной цумп-бомбой, которая наверняка вогнала его в центр земли, пока его еще развеивало в высокие небеса и по всем ветрам, и как же я радовался, что она